Скачать 7.69 Mb.
|
О РАЗЛИЧИИ СТРОЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЯЗЫКОВ И ЕГО ВЛИЯНИИ НА ДУХОВНОЕ РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА1 (ИЗВЛЕЧЕНИЯ) ПРЕДМЕТ НАСТОЯЩЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ Разделение человеческого рода на народы и племена и различие их языков и диалектов взаимосвязаны, но находятся также в зависимости от третьего явления более высокого порядка — воссоз- 1 W. Humbоldt, Ueber die Verschiedenheit des menschlichen Sprachbaues und ihren Einfluss auf die geistige Entwickelung des Menschengeschlechts. W. von Humboldt's Gesammelte Werke, 6. Band, Berlin, 1848. Следует иметь в виду, что немецкие слова Geist и geistig имеют двоякое значение: в переводе на русский язык они могут означать «дух», «духовный», 85 дания человеческой духовной силы во все более новых и часто более высоких формах. В этом явлении они находят свое оправдание, а также в той мере, в какой исследование проникает в их связь, свое объяснение. Это неодинаковое по форме и степени проявление человеческой духовной силы, совершающееся на протяжении тысячелетий по всему земному шару, есть высшая цель всякого духовного процесса и конечная идея, к которой должна стремиться всемирная история. Подобное возвышение и расширение внутреннего бытия индивида является вместе с тем единственным, чем он, однажды достигнув, прочно обладает, а применительно к нации — той средой, в которой развиваются великие личности. Сравнительное изучение языков, тщательное исследование многообразия, в котором находят свое отражение способы решения общей для бесчисленных народов задачи образования языка, не достигнут своей высшей цели, если не подвергнется рассмотрению связь языка с формированием народного духа. Но проникновение в действительную сущность народа и во внутренние связи языка, точно так же как и отношения последнего к условиям образования языков вообще, полностью зависит от изучения общих духовных особенностей. Именно они в том виде, который им придает природа и положение, обусловливают характер народа — эту основу всех явлений жизни народа, его деяний, учреждений и мышления, иными словами всего, что составляет силу и достоинство народа и переходит в наследство от одного поколения другому. Язык, с другой стороны, есть орган внутреннего бытия, само это бытие, находящееся в процессе внутреннего самопознания и проявления. Язык всеми тончайшими фибрами своих корней связан с народным духом, и чем соразмернее этот последний действует на язык, тем закономернее и богаче его развитие. Поскольку же язык в своих взаимозависимых связях есть создание народного языкового сознания, постольку вопросы, касающиеся образования языка в самой внутренней их жизни, и одновременно вопросы возникновения его существеннейших различий нельзя исчерпывающе разрешить, если не возвыситься до этой точки зрения. Здесь, разумеется, не следует искать материала для сравнительного изучения языков, которое по самой своей природе может быть только историческим; но только таким путем можно постигнуть первичную связь явлений и познать язык как внутренне взаимосвязанный организм, что способствует правильной оценке и каждого явления в отдельности. В настоящем исследовании я и буду рассматривать различие языков и разделение народов в связи с проявлением человеческой духовной силы во всех ее меняющихся видах и формах, поскольку оба эти явления способны содействовать пониманию друг друга. но также «ум», «мысль» и «умственный». В настоящем переводе повсюду даются только первые значения, так как в изложении Гумбольдта трудно во всех случаях их разграничить, (Примечание составителя.) 86 ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ О ПУТЯХ РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА Создание языка обусловлено внутренней потребностью человечества. Он не только внешнее средство общения людей в обществе, но заложен в природе самих людей и необходим для развития их духовных сил и образования мировоззрения, которого человек только тогда может достичь, когда свое мышление ясно и четко ставит в связь с общественным мышлением. Если каждый язык рассматривать как отдельную попытку, а ряд языков как совокупность таких попыток, направленных на удовлетворение указанной потребности, можно констатировать, что языкотворческая сила человечества будет действовать до тех пор, пока в целом или по частям она не создаст того, что наиболее совершенным образом сможет удовлетворить предъявляемым требованиям. В соответствии с этим положением даже и те языки и языковые семейства, которые не обнаруживают между собой никаких исторических связей, можно рассматривать как разные ступени процесса их образования. А если это так, то эту связь внешне не объединенных между собой явлений следует искать в общей внутренней причине, которой может быть только развитие творческой силы. Язык являeтcя одним из тex явлении, которые стимулируют общечеловеческую духовную силу к постоянной деятельности. Выражаясь другими словами, в данном случае можно говорить о стремлении раскрыть полноту языка в деятельности. Проследить и описать это стремление составляет задачу языковеда в ее конечном, но и первостепеннейшем итоге. ВОЗДЕЙСТВИЕ ОСОБОЙ ДУХОВНОЙ СИЛЫ. ЦИВИЛИЗАЦИЯ, КУЛЬТУРА И ОБРАЗОВАНИЕ ... Потребность в понятии и обусловленное этим стремление к его уяснению должны предшествовать слову, которое есть выражение полной ясности понятия. Но если исходить только из этого взгляда и все различие в преимуществах отдельных языков искать лишь на этом пути, можно впасть в роковую ошибку и не постичь истинной сущности языка. Неправильной уже сама по себе является попытка определить круг понятии данного народа в данный период его истории исходя из его словаря. Не говоря уже о неполноте и случайности тех словарей неевропейских народов, которыми мы располагаем, в глаза бросается то обстоятельство, что большое количество понятий, в особенности нематериального характера, которые особенно охотно принимаются в расчет при подобных сопоставлениях, может выражаться посредством необычных и потому неизвестных метафор или же описательно. Более решающим в этом отношении обстоятельством является то, что в кругу понятий в языке каждого, даже нецивилизованного, народа наличествует некая совокупность идeй, соответсвующая безгра- 87 ничным возможностям человеческого прогресса, откуда можно без посторонней помощи черпать все, в чем испытывает потребность человечество. Не следует называть чуждым для языка то, что в зародыше обнаруживается в этих недрах. Фактическим доказательством в данном случае являются языки первобытных народов, которые (как, например, филиппинские и американские языки) уже давно обрабатываются миссионерами. В них без использования чужих выражений находят обозначения даже чрезвычайно абстрактные понятия. Было бы, впрочем интересно выяснить, как понимают туземцы эти слова. Так как они .образованы из элементов их же языка, то обязательно должны быть связаны между собой какой-то смысловой общностью. Но основная ошибка точки зрения заключается в том, что она представляет язык в виде некоей области, пространства которой постепенно расширяются посредством, своеобразного и чисто внешнего завоевания. Эта точка зрения проходит мимо действительной природы языка и его существеннейших особенностей. Дело не в том, какое количество понятий обозначает язык своими словами. Это происходит само по себе, если только язык следует тем путем, который определила для него природа. И не с этой стороны следует судить о языке. Действительное и основное воздействие языка на человека обусловливается его мыслящей и в мышлении творящей силой; эта деятельность имманентна и конструктивна для языка. ПЕРЕХОД К БЛИЖАЙШЕМУ РАССМОТРЕНИЮ ЯЗЫКА Мы достигли, таким образом, понимания того, что в первичном образовании человеческого рода язык составляет первую и необходимую ступень, откуда можно проследить развитие народа в направлении его прогресса. Возникновение языков обусловливается теми же причинами, что и возникновение духовной силы, и в то же время язык остается постоянным стимулирующим принципом последней. Язык и духовные силы функционируют не раздельно друг от друга и не последовательно один за другим, но составляют нераздельную деятельность разума. Народ, свободно создавая свой язык как орудие человеческой деятельности, достигает вместе с тем чего-то высшего; вступая на путь художественного творчества и раздумий, народ оказывает обратное воздействие на язык. Если первые и даже грубые и неоформившиеся опыты интеллектуальных устремлений можно называть литературой, то язык идет тем же путем и в неразрывной связи с ней. Духовное своеобразие и строение языка народа настолько глубоко проникают друг в друга, что, коль скоро существует одно, другое можно вывести из него. Умственная деятельность и язык способствуют созданию только таких форм, которые могут удовлетворить их обоих. Язык есть как бы внешнее проявление духа на- 88 рода; язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык — трудно себе представить что-либо более тождественное. Каким образом, они сливаются в единый и недоступный нашему пониманию источник, остается для нас необъяснимым. Не пытаясь определить приоритет того или другого, мы должны видеть в духовной силе народа реальный определяющий принцип и действительное основание различия языков, так как только духовная сила народа является жизненным и самостоятельным явлением, а язык зависит от нее. Если только язык тоже обнаруживает творческую самостоятельность, он теряется за пределами области явлений в идеальном бытии. Хотя в действительности мы имеем дело только с говорящими людьми, мы не должны терять из виду реальных отношений. Если мы и разграничиваем интеллектуальную деятельность и язык, то в действительности такого разделения нет. Мы по справедливости представляем себе язык чем-то более высоким, нежели человеческий продукт, подобный другим продуктам духовной деятельности; но дело обстояло бы иначе, если бы человеческая духовная сила была доступна нам не в отдельных проявлениях, но ее сущность была бы открыта нам во всей своей непостижимой глубине и мы могли бы познать связь человеческих индивидов, так как язык поднимается над раздельностью индивидов. В практических целях важно не останавливаться на низшем принципе объяснения языка, но подниматься до указанного высшего и конечного и в качестве твердой основы для всего духовного образования принять положение, в соответствии с которым строение языков человеческого рода различно, потому что различными являются и духовные особенности народов. Переходя к объяснению различия строения языков, не следует проводить исследование духовного своеобразия обособленно, а затем переносить его на особенности языка. В ранние эпохи, к которым относит нас настоящее рассуждение, мы знаем народы вообще только по их языкам и при этом не в состоянии определить точно, какому именно из народов, известных нам по происхождению и историческим отношениям, следует приписать данный язык. Так, зенд является для нас языком народа, относительно которого мы можем строить только догадки. Среди всех прочих явлений, по которым познается дух и характер, язык является единственно пригодным к тому, чтобы проникнуть к самым тайным путям. Если, следовательно, рассматривать языки в качестве основы для объяснения последовательного духовного развития, то их возникновение следует приписывать интеллектуальному своеобразию и отыскивать характер своеобразия каждого языка в отдельности, в его строении. С тем чтобы намеченный путь рассуждения мог быть завершен, необходимо глубже вникнуть в природу языков и в их различия и таким путем поднять сравнительное изучение языков на высшую и конечную ступень 89 ФОРМА ЯЗЫКОВ Чтобы можно было успешно идти по указанному пути, необходимо установить определенное направление в исследовании языка. Язык следует рассматривать не как мертвый продукт, но как созидающий процесс, надо абстрагироваться от того, что он функционирует в качестве обозначения предметов и как средство общения, и, напротив того, с большим вниманием отнестись к его тесной связи с внутренней, духовной деятельностью и к взаимному влиянию этих двух явлений. Успехи, которыми увенчалось изучение языков в последние десятилетия, облегчают обзор предмета во всей совокупности его черт. Ныне можно ближе подойти к выяснению тех особых путей, идя которыми различным образом подразделяемые, изолированные или же связанные между собой народные образования человеческого рода создавали свои языки. Именно здесь находится причина различия строения человеческих языков и его влияния на процесс развития духа, что и составляет предмет нашего исследования. Но как только мы вступаем на этот путь исследования, мы тотчас сталкиваемся с существенной трудностью. Язык предстает перед нами во множестве своих элементов: слов, правил, аналогий и всякого рода исключений. Испытываешь смущение оттого, что всё это многообразие явлений, которое, как его ни классифицируй, представляется хаосом, следует приравнять к единству человеческого духа. Если мы даже и располагаем всеми необходимыми лексическими и грамматическими данными двух важных языковых семей — санскритской и семитской, мы все же еще не в состоянии обрисовать характер каждой из них в таких простых чертах, посредством которых эти языки можно было бы успешно сравнивать друг с другом и по их отношению к духовным силам народа определять принадлежащее им место среди всех других типов языков. Для этого необходимо отыскать общий источник отдельных своеобразий, соединить разрозненные части в органическое целое. Только таким образом можно удержать вместе все частности. И поэтому, чтобы сравнение характерных особенностей строения различных языков было успешным, необходимо тщательно исследовать форму каждого из них и таким путем определить способ, каким языки решают вообще задачу формирования языка. Но так как понятие формы языка истолковывается различно, я считаю необходимым сначала объяснить, в каком смысле я употребляю его в настоящем исследовании. Это тем более необходимо, что мы здесь будем говорить не о языке вообще, а об отдельных языках различных народностей. В этой связи важно четко отграничить отдельный язык, с одной стороны, от семьи языков, а с другой — от диалекта и вместе с тем определить, что следует понимать под одним и тем же языком, имея в виду, что с течением времени он подвергается значительным изменениям. По своей действительной сущности язык есть нечто постоянное 90 и вместе с тем в каждый данный момент преходящее. Даже его фиксация посредством письма представляет далеко не совершенное мумиеобразное состояние, которое предполагает воссоздание его в живой речи. Язык есть не продукт деятельности (ergon), a деятельность (energeia). Его истинное определение поэтому может быть только генетическим. Язык представляет собой беспрерывную деятельность духа. стремящуюся превратить звук в выражение мысли. В строгом и ближайшем смысле это определение пригодно для всякого акта речевой деятельности, но в подлинном и действительном смысле под языком можно понимать только всю совокупность актов речевой деятельности. В беспорядочном хаосе слов и правил, который мы обычно именуем языком, наличествуют только отдельные элементы, воспроизводимые — и притом неполно; — речевой деятельностью; необходима все повторяющаяся деятельность, чтобы можно было познать сущность живой речи и создать верную картину живого языка. По разрозненным элементам нельзя познать того, что есть высшего и тончайшего в языке, это можно постичь и ощутить только в связной речи, что является лишним доказательством в пользу того, что сущность языка заключается в его воспроизведении. Именно поэтому во всех исследованиях, стремящихся вникнуть в живую сущность языка, следует в первую очередь сосредоточивать внимание на связной речи. Расчленение языка на слова и правила — это только мертвый продукт научного анализа. Определение языка как деятельности духа правильно и адекватно уже и потому, что бытие духа вообще может мыслиться только в деятельности. Расчленение строения языков, необходимое для их изучения, может привести к выводу, что они представляют собой некий способ достижения определенными средствами определенной цели; в соответствии с этим выводом язык превращается в создателя народа. Возможность недоразумений подобного порядка оговорена уже выше, и поэтому нет надобности их снова разъяснять. Как я уже указывал, при изучении языков мы находимся, если так можно выразиться, на полпути их истории, и ни один из известных нам народов или языков нельзя назвать первобытным. Так как каждый язык наследует свой материал из недоступных нам периодов доистории, то духовная деятельность, направленная на выражение мысли, имеет дело уже с готовым материалом: она не создает, а преобразует. Эта деятельность осуществляется постоянным и однородным образом. Это происходит потому, что она обусловливается духовной силой, которая не может преступать определенные, и притом не очень широкие, границы, так как указанная деятельность имеет своей задачей взаимное общение. Никто не должен говорить с другим иначе, чем этот другой говорил бы при равных условиях. Кроме того, унаследованный материал не только одинаков, но, имея единый источник, он близок и общему умонастроению. Постоянное и единообразное в этой деятельности духа, возвышающей 91 артикулированный звук до выражения мысли, взятое во всей совокупности своих связей и систематичности, и составляет форму языка. При этом определении форма языка представляется научной абстракцией. Но было бы абсолютно неправильным рассматривать ее в качестве таковой — как умозаключение, не имеющее реального бытия. В действительности она представляет собой сугубо индивидуальный способ, посредством которого народ выражает в языке мысли и чувства. Но так как нам не дано познать форму языка во всей ее совокупности и цельности и так как мы узнаем о ее сущности только по отдельным проявлениям, то нам не остается ничего другого, как формулировать ее регулярность виде мертвого общего понятия. Сама же по себе внутренняя форма едина и жива. Трудность исследования самых тонких и самых важных элементов языка нередко заключается в том, что в общей картине языка наше чувство с большой ясностью воспринимает отдельные его преходящие элементы, но нам не удается с достаточной полнотой формулировать воспринятое в четких понятиях. С подобной трудностью предстоит и нам бороться. Характерная форма языка отражается в его мельчайших элементах, и вместе с тем каждый из этих элементов тем или иным и не всегда ясным образом определяется языком. Вместе с тем едва ли в языке можно обнаружить моменты, относительно которых можно сказать, что они сами по себе и в отдельности являются решающими для определения характера языка. В каждом языке можно найти многое, что, не искажая его формы, можно представить по-иному. Обращение к общему впечатлению помогает и раздельному рассмотрению. Но в этом случае можно достичь и противоположного результата. Резко индивидуальные черты сразу бросаются в глаза и бездоказательно влияют на чувство. В этом отношении языки можно сравнить с человеческими физиономиями: сравнивая их между собой, живо чувствуешь их различия и сходства, но никакие измерения и описания каждой черты в отдельности и в их связи не дают возможности сформулировать их своеобразие в едином понятии. Своеобразие физиономии состоит в совокупности всех черт, но зависит и от индивидуального восприятия; именно поэтому одна и та же физиономия представляется каждому человеку по-разному. Так как язык, какую бы форму он ни принимал всегда есть духовное воплощение индивидуально-народной жизни, необходимо учитывать это обстоятельство; как бы мы ни разъединяли и ни выделяли все то, что воплощено в языке, в нем всегда многое остается необъясненным, и именно здесь скрывается загадка единства и жизненности языка. Ввиду этой особенности языков описание их формы не может быть абсолютно полным, но достаточным, чтобы получить о них общее представление. Поэтому понятие формы языка открывает исследователю путь к постижению тайн языка и выяснению его природы. Если он пренебрежет этим путем, многие моменты останутся неизу- 92 ченными, другие — необъясненными, хотя объяснение их вполне возможно, и, наконец, отдельные факты будут представляться разъединенными там, где в действительности их соединяет живая связь. Из всего сказанного с полной очевидностью явствует, что под формой языка разумеется отнюдь не только так называемая грамматическая форма. Различие, которое мы обычно проводим между грамматикой и лексикой, имеет лишь практическое значение для изучения языков, но для подлинного языкового исследования не устанавливает ни границ, ни правил. Понятие формы языка выходит далеко за пределы правил словосочетаний и даже словообразований, если разуметь под последними применение известных общих логических категорий действия, субстанции, свойства и т. д. к корням и основам. Образование основ само должно быть объяснено формой языка, так как без применения этого понятия останется неопределенной и сущность языка. Форме противостоит, конечно, материя, но, чтобы найти материю формы языка, необходимо выйти за пределы языка. В пределах языка материю можно определять только по отношению к чему-либо, например основы соотносительно со склонением. Но то, что в одном отношении считается материей, в другом может быть формой. Заимствуя чужие слова, язык может трактовать их как материю, но материей они будут только по отношению к данному языку, а не сами по себе. В абсолютном смысле в языке не может быть материи без формы, так как все в нем направлено на выполнение определенной задачи, а именно на выражение мысли. Эта деятельность начинается уже с первичного его элемента — артикулированного звука, который становится артикулированным только вследствие процесса оформления. Действительная материя языка — это, с одной стороны, звук вообще, а с другой — совокупность чувственных впечатлений и непроизвольных движений духа, предшествующих образованию понятия, которое совершается с помощью языка. Ясно поэтому, что для того, чтобы составить представление о форме языка необходимо обратить особое внимание на реальные свойства его звуков. С алфавита начинается исследование формы языка1, он должен служить основой для исследования всех частей языка. Вообще понятием формы отнюдь не исключается из языка все фактическое и индивидуальное; напротив того, в него включается только действительно исторически обоснованное, точно так же как и все самое индивидуальное. Можно сказать, что, следуя только этим путем, мы обеспечиваем исследование всех частностей, которые при другом методе легко проглядеть. Это ведет, конечно, к утомительным и часто уходящим в мелочи изысканиям, но именно эти мелочи и составляют общее впечатление языка, и нет ничего более несообразного с исследованием языка, чем поиски 1 В. Гумбольдт, как и все современные ему языковеды, отождествлял букву и звук. (Примечание составителя.) 93 в нем только великого, идеального, господствующего. Необходимо тщательное проникновение во все грамматические тонкости слов и их элементов, чтобы избежать ошибок в своих суждениях. Само собой разумеется, что эти частности входят в понятие формы языка не в виде изолированных фактов, но только в той мере, в какой в них вскрывается способ образования языка. Посредством описания формы следует устанавливать тот специфический путь, которым идет к выражению мысли язык и народ, говорящий на нем. Надо стремиться к тому, чтобы быть в состоянии установить, чем отличается данный язык от других как в отношении своих целей, так и по своему влиянию на духовную деятельность народа. По самой своей природе форма языка, в противоположность материи, есть восприятие отдельных элементов языка в их духовном единстве. Такое единство мы обнаруживаем в каждом языке, и посредством этого единства народ усваивает язык, который передается ему по наследству. Подобное единство должно найти отражение и в описании, и только тогда, когда от разрозненных элементов поднимаются до этого единства, получают действительное представление о самом языке. В противном случае мы подвергаемся опасности не понять указанные элементы в их действительном своеобразии и тем более в их реальных связях. С самого начала следует отметить, что тождество и родство языков должно основываться на тождестве и родстве форм, так как действие может быть равным только причине. Одна только форма решает, с какими другими языками родствен данный язык. Это, в частности, относится и к языку кави, который, сколько бы он санскритских слов ни включил в себя, не перестает быть малайским языком. Формы многих языков могут сходиться в более общей форме, и, действительно, мы наблюдаем это в отношении всех языков, поскольку речь идет о самых общих чертах: о связях и отношениях представлений, необходимых для обозначения понятий и словосочетаний; о сходстве органов речи, которые по своей природе могут артикулировать определенное количество звуков; наконец, об отношениях между отдельными гласными и согласными и известными чувственными восприятиями, вследствие чего в разных языках возникает тождество обозначений, не имеющее никакого отношения к генетическим связям. В языке таким чудесным образом сочетается индивидуальное со всеобщим, что одинаково правильно сказать, что весь род человеческий говорит на одном языке и что каждый человек обладает своим языком. Но среди прочих сходных явлений, связывающих языки, особенно выделяется их общность, основывающаяся на генетическом родстве народов. Здесь не место говорить о том, как велика и какого характера должна быть эта общность, чтобы можно было с уверенностью говорить о генетическом родстве языков, не подтвержденном историческими свидетельствами. Мы ограничимся только указанием на применение развитого нами понятия формы языка к генетически родственным языкам. Из всего изложенного с полной очевидностью 94 явствует, что форма отдельных генетически родственных языков должна находиться в соответствии с формой всего семейства. В них не может быть, что было бы несогласно с общей формой; более того каждая их особенность, как правило, тем или иным образом обусловливается этой общей формой. В каждом семействе существуют языки, которые чище и полнее других сохранили первоначальную форму. В данном случае речь идет о языках, развивающихся друг из друга, когда, следовательно, реально существующая материя (в описанном выше смысле) передается от народа к народу (этот процесс редко удается проследить с точностью) и подвергается преобразованию. Но само это преобразование может осуществляться только родственным образом, учитывая общность характера представлений и идейной направленности вызывающей его духовной силы, сходство речевых органов и унаследованных артикуляционных привычек и, наконец, тождество внешних исторических влияний. ПРИРОДА И СВОЙСТВА ЯЗЫКА ВООБЩЕ Так как различие языков основывается на их форме, а эта последняя находится в тесной связи с мировоззрением народа и с той силой, которая создает и преобразует ее, то представляется необходимым подробней остановиться на этих понятиях. При рассмотрении языка вообще или же при анализе конкретных и отличающихся друг от друга языков мы сталкиваемся с двумя явлениями — звуковой формой и ее употреблением для обозначения предметов и для связи мыслей. Процесс употребления обусловливается требованиями, которые предъявляет мышление к языку, вследствие чего возникают общие законы языка. Эти законы в своем первоначальном направлении (если не считать своеобразия духовных склонностей людей и их последующего развития) едины для всех. Напротив того, звуковая форма составляет конституирующий и ведущий принцип различия языков как сама по себе, так и в качестве стимулирующей или препятствующей силы, противопоставляющей себя внутренней тенденции языка. Как часть человеческого организма, тесно связанная с внутренними духовными силами, она находится в зависимости от общих склонностей народа, но сущность и причины этой зависимости представляют непроницаемую тайну. На основе обоих этих явлений и их глубокого взаимопроникновения образуется индивидуальная форма каждого языка; изучение и описание связей этих явлений составляет задачу языкового анализа. В основу подобного исследования должен быть положен верный и строгий взгляд на язык, на глубину его начал и на обширность его объема. На этом мы и остановимся. Я намереваюсь исследовать функционирование языка в самом широком плане — не только в его связях с речью и составом его лексических элементов как непосредственных продуктов речи, 95 но и в отношении к деятельности мышления и восприятия. Рассмотрению будет подвергнут весь путь, на котором язык, исходя от духа, оказывает на него обратное воздействие. Язык есть орган, образующий мысль. Умственная деятельность — совершенно духовная, глубоко внутренняя и проходящая бесследно — посредством звука речи материализуется и становится доступной для чувственного восприятия. Деятельность мышления и язык представляют поэтому неразрывное единство. В силу необходимости мышление всегда связано со звуком языка, иначе оно не достигает ясности и представление не может превратиться в понятие. Неразрывная связь мышления, органов речи и слуха с языком обусловливается первичным и необъяснимым в своей сущности устройством человеческой природы. Общность звука с мыслью сразу же бросается в глаза. Как мысль, подобно молнии, сосредоточивает всю силу представления в одном мгновении своей вспышки, так и звук возникает как четко ограниченное единство. Как мысль охватывает всю душу, так и звук обладает силой потрясать всего человека. Эта особенность звука, отличающая его от других чувственных восприятии, покоится, очевидно, на том, что слух (в отличие от других органов чувств) через посредство движения звучащего голоса получает впечатление настоящего действия, возникающего в глубине живого существа, причем в членораздельном звуке проявляет себя мыслящая сущность, а в нечленораздельном — чувствующая. Как мышление в своих человеческих отношениях есть стремление из тьмы к свету, от ограниченности к бесконечности, так и звук устремляется из груди наружу и находит замечательно подходящий для него проводник в воздухе — этом тончайшем и легчайшем из всех подвижных элементов, мнимая нематериальность которого лучше всего символизирует дух. Четкая определенность речевого звука необходима разуму для восприятия предметов. Как предметы внешнего мира, так и возбуждаемая внутренними причинами деятельность одновременно воздействуют на человека множеством своих признаков. Но разум стремится к выявлению в предметах общего, он расчленяет и соединяет и свою высшую цель видит в образовании все более и более объемлющих единств. Он воспринимает предметы в виде определенных единств и поэтому нуждается в единстве звука, чтобы представлять их. Но звук не устраняет других воздействий, которые способны оказать предметы на внешнее или внутреннее восприятие; он становится их носителем и своим индивидуальным качеством указывает на качества обозначаемого предмета, так как его индивидуальное качество всегда соответствует свойствам предмета и тем впечатлениям, которые предмет оказывает на восприятие говорящего. Вместе с тем звук допускает безграничное множество модификаций, четко выделяющихся и не сливающихся друг с другом при связях звука, что не свойственно в такой степени никакому другому чувственному восприятию. Интеллектуальная деятельность не ограничивается одним рассудком, но воздействует 96 на всего человека, и звук голоса принимает в этом большое участие. Он возникает в груди как трепетный тон, как дыхание самого бытия; помимо языка, он способен выражать боль и радость, отвращение и желание; порожденный жизнью, он вдыхает ее в чувство; подобно самому языку, он отражает вместе с обозначаемым объектом и вызываемые им чувства и во все повторяющихся актах объединяет в себе мир и человека или, иными словами, свою деятельность со своей восприимчивостью. Речевому звуку соответствует и вертикальное положение человека (в чем отказано животному); оно даже вызвано звуком. Речь не может простираться по земле, она свободно льется от уст к устам, сопровождаясь выражением взгляда и лица или жестом руки и выступая в окружении всего того, что делает человека человеком. После этих предварительных замечаний относительно соответствия звука духовным процессам мы можем детальней рассмотреть связь мышления с языком. Посредством субъективной деятельности в мышлении образуется объект. Ни один из видов представлений не образуется только как голое восприятие посредством созерцания существующего предмета. Деятельность чувств должна объединиться с внутренним духовным процессом, и лишь эта связь обусловливает возникновение представления, которое, противопоставляясь субъективному моменту, превращается в объект, но посредством нового акта восприятия опять становится субъективным. Но все это может происходить только при посредстве языка. С его помощью духовное стремление прокладывает себе путь через уста во внешний мир, и затем результат этого стремления в виде слова через слух возвращается назад. Таким образом, представление объективируется, не отрываясь в то же время от субъекта. И все это возможно лишь с помощью языка; без описанного процесса объективизации и возвращения к субъекту, совершающегося посредством языка и тогда, когда мышление происходит молча, невозможно образование понятий, а тем самым и действительного мышления. Даже и не касаясь потребностей общения людей друг с другом, можно утверждать, что язык есть обязательная предпосылка мышления и в условиях полной изоляции человека. Но в действительности язык всегда развивается только в обществе, и человек понимает себя постольку, поскольку опытом установлено, что его слова понятны также и другим. Когда мы слышим образованное нами слово в устах других, объективность его увеличивается, а субъективность при этом не испытывает никакого ущерба, так как все люди ощущают себя как единство. Более того, субъективность тоже усиливается, так как преобразованное в слово представление перестает быть исключительной принадлежностью лишь одного субъекта. Переходя к другим, оно становится общим достоянием всего человеческого рода; в этом общем достоянии каждый человек обладает своей модификацией, которая, однако, всегда нивелируется и совершенствуется индивидуальными модификациями других людей. Чем шире и оживленней общественное воздействие 97 на язык, тем более он выигрывает при прочих равных обстоятельствах. То, что язык делает необходимым в простом процессе образования мысли, беспрестанно повторяется во всей духовной жизни человека — общение посредством языка обеспечивает уверенность и стимул. Мысль требует одинакового с нею и вместе с тем отличного от нее. Одинаковое побуждает ее к действию, а посредством отличного она испытывает существо своих внутренних порождений. Хотя основа познания истины и ее достоверности заложена в самом человеке, его устремление к ней всегда подвержено опасностям заблуждения. Отчетливо сознавая свою ограниченность, человек оказывается вынужденным рассматривать истину как лежащую вне его самого, и одним из самых мощных средств приближения к ней и измерения расстояния до нее является постоянное общение с другими. Речевая деятельность даже в самых своих простейших формах есть соединение индивидуальных восприятии с общей природой человека. Так же обстоит дело и с пониманием. Оно может осуществляться не иначе как посредством духовной деятельности, в соответствии с чем речь и понимание есть различные формы деятельности языка. Процесс речи нельзя сравнивать с простой передачей материала. Слушающий, так же как и говорящий, должен его воссоздать своею внутренней силой, и все, что он воспринимает, сводится лишь к стимулу, вызывающему тождественные явления. Поэтому для человека естественно тотчас воспроизвести понятое в своей речи. Таким образом, в каждом человеке заложен язык в его полном объеме, что означает лишь то, что в каждом человеке заложено стремление, регулируемое, стимулируемое и ограничиваемое определенной силой, осуществлять деятельность языка в соответствии со своими внешними или внутренними потребностями, притом таким образом, чтобы быть понятым другими. При рассмотрении элементов языка не подтверждается мнение, что он лишь обозначает предметы, доступные нашему восприятию. Это мнение не исчерпывает глубокого содержания языка. Как без языка не может быть понятия, так для души не может быть и никакого предмета, потому что только посредством понятия душе раскрывается сущность даже внешних явлений. Но в образовании и употреблении языка находит свое отражение характер субъективного восприятия предметов. Возникающее на основе этого восприятия слово не есть простой отпечаток предмета самого по себе, но его образ, который он создает в душе. Так как ко всякому объективному восприятию неизбежно примешивается субъективное, то каждую человеческую индивидуальность независимо от языка можно считать носителем особого мировоззрения. Само его образование осуществляется через посредство языка, так как слово в противоположность душе превращается в объект всегда с при 98 месью собственного значения и таким образом привносит новое своеобразие. Но в этом своеобразии, так же как и в речевых звуках, в пределах одного языка наблюдается всепроникающая тождественность, а так как к тому же на язык одного народа воздействует однородное субъективное начало, то в каждом языке оказывается заложенным свое мировоззрение. Если звук стоит между предметом и человеком, то весь язык в целом находится между человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом природой. Человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять и усвоить мир предметов. Это положение ни в коем случае не выходит за пределы очевидной истины. Так как восприятие и деятельность человека зависят от его представлений, то его отношение к предметам целиком обусловлено языком. Тем же самым актом, посредством которого он из себя создает язык, человек отдает себя в его власть; каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только в том случае, если вступаешь в другой круг. Изучение иностранного языка можно было бы поэтому уподобить приобретению новой точки зрения в прежнем миропонимании; до известной степени фактически так дело и обстоит, потому что каждый язык образует ткань, сотканную из понятий и представлений некоторой части человечества; и только потому, что в чужой язык мы в большей или меньшей степени переносим свое собственное миропонимание и свое собственное языковое воззрение, мы не ощущаем с полной ясностью результатов этого процесса. Язык как совокупность его продуктов отличается от отдельных актов речевой деятельности; на этом положении следует несколько задержаться. Язык в полном своем объеме содержит все, что облекается в звук. Но как невозможно исчерпать содержание мышления во всей бесконечности его связей, так невозможно это сделать и в отношении того, что получает обозначение и соединение в языке. Наряду с уже оформившимися элементами язык состоит из способов, с помощью которых продолжается деятельность духа, указывающего языку его пути и формы. Уже прочно оформившиеся элементы образуют в известном смысле мертвую массу, но в ней заключается живой зародыш нескончаемых формаций. Поэтому в каждый момент и в каждый период своего развития язык, подобно самой природе, представляется человеку — в отличие от всего уже познанного и продуманного им — в виде неисчерпаемой сокровищницы, в которой он вновь и вновь открывает неизведанные ценности и неиспытанные чувства. Это качество языка проявляется во все новом виде в каждом случае обращения к нему, и человек нуждается в нем для воодушевления к продолжению умственного стремления и дальнейшего развертывания его духовной жизни, чтобы наряду с завоеванными областями его взору всегда были открыты бесконечные и постепенно проясняющиеся пространства. 99 ЗВУКОВАЯ СИСТЕМА ЯЗЫКОВ ...Под словами следует понимать знаки отдельных понятий. Слоги образуют звуковое единство, но становятся словами только тогда, когда получают значение, для чего часто необходимо соединение нескольких слогов. Таким образом, в слове всегда наличествует двоякое единство — звука и понятия. Посредством этого слова превращаются в подлинные элементы речи, так как слоги, лишенные значения, нельзя назвать таковыми. Если язык представлять в виде особого и объективировавшегося самого по себе мира, который человек создает из впечатлений, получаемых от внешней действительности, то слова образуют в этом мире отдельные предметы, отличающиеся индивидуальным характером также и в отношении формы. Речь течет непрерывным потоком, и говорящий, прежде чем задуматься над языком, имеет дело только с совокупностью подлежащих выражению мыслей. Нельзя себе представить, чтобы создание языка начиналось с обозначения словами предметов, а затем уже происходило соединение слов. В действительности речь строится не из предшествующих ей слов, а, наоборот, слова возникают из речи. Но слова оказывается возможным выделить даже и в самой грубой и неупорядоченной речи, так как словообразование составляет существенную потребность речи. Слово образует границу, вплоть до которой язык в своем созидательном процессе действует самостоятельно. Простое слово подобно совершенному и возникшему из языка цветку. Словом язык завершает свое созидание. Для предложения и речи язык устанавливает только регулирующие схемы, предоставляя индивидуальное оформление их произволу говорящего. ...Звуковая форма есть выражение, которое язык создает для мышления. Но ее можно представлять себе и в виде здания, в которое встраивается язык. Понятие творчества в полном и действительном смысле применимо только к первоначальному изобретению языка, т. е. к состоянию, которого мы не знаем, а предполагаем в качестве обязательной гипотезы. В средних периодах развития языка возможно лишь приспособление существующей звуковой формы к внутренним потребностям языка... ВНУТРЕННЯЯ ФОРМА ЯЗЫКА Все преимущества благозвучных и богатых звуковых форм, даже и в сочетании с упорядоченностью их произношения, еще не способны создать достойные духа языки, если только лучистая ясность направленных на язык идей не наполнит их своим светом и теплотой. Именно эта совершенно внутренняя и чисто интеллектуальная сторона звуковых форм, собственно, и составляет язык; она есть не что иное, как употребление, которое делает из звуковой формы языковое творчество; именно посредством нее язык оказывается способным придать выражение всему, к чему в про- 100 цессе образования идей стремятся лучшие умы каждого поколения. Это ее свойство зависит от согласия и совместного действия, которые наблюдаются как в законах функционирования этой стороны, так и между законами созерцания, мышления и чувства. Духовная способность, однако, имеет свое бытие лишь в своей деятельности, которая представляет собой следующие друг за другом вспышки силы, взятые в своей совокупности и направленные по определенному пути. Эти законы, следовательно, не что иное, как пути, по которым идет духовная деятельность в языковом творчестве, или, употребляя другое сравнение, формы, в которых эта последняя выражает звуки. Не существует ни одной силы духа, которая не принимала бы в этом участия; нет ничего внутри человека настолько глубокого, настолько тонкого и всеобъемлющего, что не переходило бы в язык и не было бы через его посредство познаваемым. Интеллектуальные преимущества языков поэтому покоятся исключительно на упорядоченной, твердой и ясной духовной организации народов в эпохи их образования или преобразования, они представляют их картину или даже непосредственный отпечаток. Может показаться, что все языки в интеллектуальном отношении одинаковы. Бесконечное многообразие звуковых форм представляется понятным, так как в чувственном и телесном отношениях индивидуальность обусловливается таким количеством разнородных причин, что невозможно даже перечислить все богатство их разнообразия. Но что касается интеллектуальной стороны языка, то она в силу того, что покоится только на независимой духовной деятельности, а кроме того, имеет своим основанием равенство целей и средств у всех людей, должна была бы быть одинаковой. И действительно, эта сторона языка обладает большой однородностью. Но и в ней обнаруживаются значительные различия, обусловленные множеством причин. С одной стороны, эти различия обусловливаются наличием разных степеней влияния языкотворческой силы как в общем плане, так и применительно к ее взаимодействиям с проявляющимися в ней тенденциями. С другой стороны, здесь действуют силы, деятельность которых не представляется возможным измерить посредством разума и определить с помощью понятий. Фантазия и чувство вызывают индивидуальные образы, в которых отражается индивидуальный характер народа, и в этом случае, как это имеет, место во всех индивидуальных явлениях, многообразие форм, в которое облекается одно и то же содержание, может быть бесконечным. Но и в собственно идеальной стороне языка, зависящей лишь от связи понятий, обнаруживаются различия, которые происходят в результате неправильных или несовершенных комбинаций. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к собственно грамматическим законам. Так, например, формы, образующиеся в системе глагола в соответствии с потребностями речи, должны были бы быть одинаковыми во всех языках как в количественном отноше- 101 нии, так и в отношении их признаков, по которым они классифицируются по определенным разрядам, так как эти формы можно определить как простые производные понятий. А вместе с тем, сравнивая в этом отношении санскрит с греческим, мы с удивлением видим, что в санскрите понятие наклонения осталось не только неразвитым, но было неправильно истолковано при самом образовании языка, так как не было отграничено от понятия времени. Именно поэтому оно неудачно связывается с понятием времени и неполно проводится по всем временам. ...Как в звуковой форме важнейшими моментами являются обозначение понятий и законы словосочетаний, так и во внутренней, интеллектуальной стороне языка дело обстоит подобным же образом. При обозначении здесь, как и там, следует различать два момента: ищутся выражения для совершенно индивидуальных предметов или же изображаются отношения, которые, прилагаясь к целому ряду предметов, сводятся по форме к одному общему понятию. Таким образом, фактически приходится иметь дело с тремя случаями. Обозначение понятий, к которым относятся первые два случая, у звуковой формы приводит к созданию слов, которым во внутренней стороне языка соответствует образование понятий. Чтобы артикуляционное чувство могло найти необходимые для обозначения звуки, нужно, чтобы во внутренней сфере каждое понятие было отмечено каким-либо свойственным ему признаком или было поставлено в связь с другими понятиями. Так обстоит дело даже и в отношении внешних, телесных, чувственно воспринимаемых предметов. И в этом случае слово не является эквивалентом чувственно воспринимаемого предмета, но пониманием его, закрепляемым в языке посредством найденного для него слова. Здесь находится главный источник многообразия обозначения одного и того же предмета. Если, например, в санскрите слон называется либо дважды пьющим, либо двузубым, либо снабженным рукой, то в данном случае обозначаются различные понятия, хотя имеется в виду один и тот же предмет. Это происходит потому, что язык обозначает не сами предметы, а понятия, которые дух независимо от них образует в процессе языкотворчества. И именно об этом образовании понятий, которое следует рассматривать как глубоко внутренний процесс, опережающий чувство артикуляции, и идет в данном случае речь. Впрочем, это разграничение проводится в целях анализа языка, а в природе оно не существует. С другой точки зрения, два последних случая из трех вышеописанных находятся в более близких отношениях. Общие отношения подлежащих обозначению отдельных предметов и грамматические формы основываются большей частью на общих формах воззрения и логических отношениях понятий. Тут наличествует, следовательно, определенная система, с которой можно сопоставлять систему языка. При этом определяются опять-таки два момента: 102 полнота и правильное разграничение обозначаемых явлений, с одной стороны, и отобранное для каждого такого понятия обозначение — с другой. Здесь повторяется изложенное выше. Но так как в данном случае речь идет об обозначении нечувственных понятий, часто всего только отношений, то понятие, чтобы войти в язык, должно принять, хотя и не всегда, образную форму. И как раз в соединении простейших понятий, пронизывающих весь язык до основания, и проявляется вся глубина гения языка. Понятие лица, а следовательно, местоимения и пространственные отношения играют здесь главную роль; часто оказывается возможным показать, как оба эти элемента соотносятся друг с другом и соединяются в еще более простое представление. Отсюда следует, что язык, как таковой, самым своеобразным и вместе с тем инстинктивным образом обусловливается духом. Для индивидуальных различий здесь почти не остается места, и все различие языков в этом отношении сводится к тому, что одни языки оказываются более изобретательными в этом плане, а в других почерпнутые из этой глубины обозначения определены яснее и нагляднее для coзнaния. Обозначение отдельных внутренних и внешних предметов оказывает более глубокое воздействие на чувственное восприятие, фантазию, чувство и посредством взаимодействия этих явлений — на характер вообще, так как в данном случае действительно соединяются природа и человек, подлинно материальное вещество с формирующим духом. В этой области особенно четко проступает национальное своеобразие. Это объясняется тем, что человек, познавая природу, приближается к ней и самопроизвольно вырабатывает свои внутренние восприятия в соответствии с тем, в какие отношения друг с другом вступают его духовные силы. И это также находит свое отражение в языке, поскольку он для слов образует понятия. Разграничивающим моментом здесь является то, что один народ вносит в язык больше объективной реальности, а другой — больше субъективных элементов. Хотя это различие становится ясным постепенно, в поступательном развитии языков, однако зародыш его заложен уже в самых их начатках. Звуковая форма также носит на себе следы этого различия. Чем больше света и ясности вносит чувство языка в изображение чувственных предметов, чем чище и нематериальней используемые им определения духовных понятий, тем отчетливее формируются звуки и тем полнозвучней складываются в слова слоги, ибо то, что мы разделяем в отвлеченном мышлении, в глубине души составляет единство. СОЕДИНЕНИЕ ЗВУКА С ВНУТРЕННЕЙ ФОРМОЙ ЯЗЫКА Соединение звуковой формы с внутренними законами языка образует завершение языка, и высшая степень этого завершения основывается на том, что такое соединение, происходящее всегда в одновременных актах языкотворческого духа, приводит к полному взаимопроникновению обоих этих элементов. Уже в самых 103 своих первичных основах образование языка есть синтетический процесс в самом точном значении этого слова, когда синтез создает нечто такое, чего не было ни в одной из соединившихся частей. Поэтому полностью цель достигается только тогда, когда все строение звуковой формы прочно и единовременно сливается с внутренней структурой языка. Положительным следствием такого слияния является полное соответствие одних элементов другим. Если эта цель достигнута, тогда нет ни одностороннего внутреннего развития языка, при котором оно оказывается оторванным от образования фонетических форм, ни преобладания излишней роскоши звука над потребностями мысли. III. НАТУРАЛИСТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИИ (А. ШЛЕЙХЕР) Развитие натуралистического направления связано с именем Августа Шлейхера (1821 — 1868) — выдающегося представителя языкознания XIX в., научная деятельность которого характеризуется широтой и многообразием интересов. Начав с конкретных исследований в области сравнительной грамматики и изучения отдельных, в частности балто-славянских, языков (в 1852 г. он опубликовал «Морфологию церковнославянского языка», а в 1855 — 1857 гг. — «Руководство по изучению литовского языка»), А. Шлейхер в 1861 г. выпустил первое издание своего главного и систематизирующего большой материал труда «Компендий сравнительной грамматики индоевропейских языков», который оказал большое влияние на последующее развитие языкознания. К этой работе примыкает опубликованная в 1869 г. «Индоевропейская хрестоматия», содержащая образцы и краткие описания исследуемых в «Компендии» языков (к этой работе А. Шлейхер привлек и своих учеников). С наибольшей отчетливостью натуралистические воззрения А. Шлейхера отражены в двух его поздних работах — «Теория Дарвина и наука о языке», 1863 (в 1864 г. вышел русский перевод этой работы) и «Значение языка для естественной истории человека», 1865. Наиболее полно общетеоретические взгляды А. Шлейхера изложены в книге «Немецкий язык». (Первое издание вышло в 1860 г., второе, переработанное и расширенное, в 1869 г.) В этой — по мысли автора — популярной книге подробно развиваются общие принципы изучения языка в связи с приложением их к немецкому языку (точнее — германским языкам), а также высказывается (хотя и в неразвернутом виде) ряд мыслей, перекликающихся с теми проблемами, которые в дальнейшем оказались в центре внимания лингвистов (например, о фонетическом законе, об аналогии, о системном характере языка и пр.). Рассматривая язык как естественный организм, подчиняющийся тем же закономерностям функционирования и развития, что и прочие создания природы, А. Шлейхер стремился применить точные методы, выработанные в естественных науках, к изучению процессов развития языков и к их классификации. Идя по этому направлению, он пытался определить строгие и устойчивые законы развития звукосочетаний отдельных индоевропейских языков и установить всеобщие законы, приложимые ко всем языкам. Целью своего основного труда — «Компендия» — А. Шлейхер ставил, опираясь на вскрытые законы, восстановление индоевропейского языка и прослеживание его развития в каждом из его разветвлений. При этом основной упор он делал на фонетическую сторону изучаемых языков, а затем 105 уже на их морфологическую структуру. Результаты своих исследований в области отношений языков Друг к другу и определения последовательности процессов их формирования он представил в виде родословного дерева развития индоевропейских языков. Он был настолько уверен в своих реконструкциях, что даже написал басню на «индоевропейском» языке. «Шлейхер реконструировал общий язык, определил его существенные черты и эволюцию; он был неправ, видя в этой эволюции только упадок, он не сумел всегда быть верным принципу закономерности, который он теоретически признавал, но метод, им примененный, сделался с тех пор методом всех лингвистов и подчинил себе все последующее развитие науки» (А. Мейе). Биологическая концепция языка, помимо А. Шлейхера, в той или иной степени и с рядом видоизменений находит свое отражение и в работах других (хотя и немногочисленных) языковедов: Морица Раппа («Физиология языка», 1840, и «Сравнительная грамматика, как естественная наука», 1852), Макса Мюллера («Лекции по науке о языке», 1861; русский перевод под названием «Наука о языке» вышел в 1865 г.), а также частично В. Д. Уитни («Жизнь и рост языка», 1875; русский перевод под тем же названием начал печататься в журнале «Филологические записки» в 1885 г., вып. IV, но остался незаконченным). ЛИТЕРАТУРА Б. Дельбрюк, Введение в изучение языка, Петербург, 1904. Опубликовано в «Трудах Петербургского университета» совместно с работой С. Булича «Очерк истории языкознания в России». В. Томсен, История языковедения до конца XIX века, Учпедгиз, М., 1938. А. В. Десницкая, Вопросы изучения родства индоевропейских языков, изд. АН СССР, М. — Л., 1955. А. Мейе, Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков (приложение: «Очерк развития сравнительной грамматики»), ОГИЗ, М., 1938. А. С. Чикобава, Проблема языка как предмета языкознания, Учпедгиз, М., 1959. |
Xviii–xix веков Под редакцией проф. А. В. Западова. Третье, исправленное... I. Возникновение русской периодической печати и развитие ее в XVIII – начале XIX в |
Специальность, по которой осуществляется руководство аспирантами ... |
||
Роль обычного права в развитии тувинского общества (вторая половина XIX первая половина ХХ в.) Охватывают территорию тувинских хошунов, находившихся под властью амбын-нойона во второй половине XIX и начале XX веков и в период... |
Учебно-методический комплекс дисциплины «История русского театра.... «Культура и искусство», специальностям 070301 «Актерское искусство», 070501 «Режиссура», 071101 «Литературное творчество», 074301«Продюсерство»... |
||
Урок Тема: Введение. Литература конца XIX начала ХХ веков Словарь: литературная традиция, патриотический пафос, народность, гуманизм реализм, революционный романтизм |
Лекция Введение в историю экономики > Предмет истории экономики и... Историко-экономическая наука оформилась как самостоятельная ветвь системы экономических наук в XIX в. Вначале произошло становление... |
||
А. Р. Корсунский История Испании IX-XIII веков Социально-экономические отношения и политический строй Астуро-Леонского и Леоно-Кастильского королевства |
Книга посвящена истории современной психологии с конца XIX столетия... История современной психологии / Пер с англ. А. В. Говорунов, В. И. Кузин, Л. Л. Царук / Под ред. А. Д. Наследова. – Спб.: Изд-во... |
||
Проблемы языкознания и лингводидактики Общетеоретические и практические проблемы языкознания и лингводидактики: Материалы Междун науч практ конф., Екатеринбург, 27–28... |
Проблемы языкознания и лингводидактики Общетеоретические и практические проблемы языкознания и лингводидактики: Материалы Междун науч практ конф., Екатеринбург, 27–28... |
||
Документальная история сибири XVII середина XIX вв. Владивосток I. Сибирские архивы в системе приказных учреждений русского государства (Конец XVI начало XVIII вв.) |
Высказывания Московской Духовной Академии. Род в 1946 году. В 1969 году окончил филологический факультет мгу им. М. В. Ломоносова. Доктор филологических... |
||
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение... Подобный способ контроля местной знати так же был характерен для Марокко на протяжении XVII и XIX веков: король постоянно перемещался... |
Образовательная программа магистратуры вм5543 «История» Особый статус великого княжества финляндского в составе российской империи и его влияние на экономическое развитие края во второй... |
||
«История и методология науки о физической культуре и спорте» Исследования в традиционных отраслях естественных наук, оказавшие существенное влияние на становление научных взглядов на физическую... |
Буддийские культовые предметы у монголоязычных народов в xviii-первой... Буддийские культовые предметы у монголоязычных народов в xviii-первой половине XIX века в собрании маэ ран |
Поиск |