ТУРИЗМ НА СЛУЖБЕ ПОЛИТИКИ:
ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ И РЕАЛИЗАЦИЯ
ПЛАНОВ РАЗВИТИЯ ТУРИЗМА В ПОЛЬСКОМ ПОЛЕСЬЕ
В МЕЖВОЕННЫЙ ПЕРИОД
Полесье – это географическое понятие, обозначающее территорию, входящую ныне большей своей частью в состав Республики Беларусь, меньшей же – в состав Украины. Условно его границы можно на западе провести по среднему течению Западного Буга (южнее Бреста), на юге – по железной дороге Дорогуск–Луцк–Ровно–Киев, на востоке – по верхнему и среднему течению Днепра по линии между Киевом и Могилёвом, наконец, на севере – по ломаной линии, соединяющей Брест, Барановичи, Бобруйск и Могилёв244. После окончания польско-советской войны в соответствии с Рижским миром 1921 г. в состав Польши вошла меньшая, западная, часть вышеназванной территории. В Полесье государственная граница проходила по дуге в несколько десятков километров восточнее железной дороги Барановичи–Лунинец–Сарны. Западная часть Полесья была разделена между двумя воеводствами Польши. Значительно большая часть территории Полесья, вошедшего в состав Польского государства, составила Полесское воеводство, Волынское же воеводство включало в себя лишь его южные фрагменты. В связи с вышесказанным объектом исследования в данной статье будет первое из названных воеводств.
Полесье было одним из регионов в составе межвоенной Польши, который отличался разнообразной спецификой. Здесь можно выделить как социальные, национальные и цивилизационные аспекты, так и природные. Существенным представляется то, что эта специфика, а тем самым почти полное отсутствие польского элемента (идущее рядом со слабым уровнем национального сознания местного населения – полешуков245), самая высокая степень цивилизационного запаздывания в масштабах всей страны, наконец, самое далеко идущее обнищание населения, наложились также на концепцию использования этой территории с точки зрения туризма. Констатировалось, что во имя задач, которые стоят перед Польским государством в Полесье, интерпретировавшихся как своего рода культурная и цивилизаторская миссия, следовало преодолевать изоляцию региона посредством контактов его жителей с представителями других регионов страны. Отсюда, в частности, убеждение о значении туризма.
Предполагалось, что прибывающие сюда с туристскими целями поляки, особенно молодые, могли бы способствовать интеграции региона с Польским государством в целом. Автор самой популярной публикации межвоенного периода, касающейся Полесья, писал на эту тему: «Какую большую польскую пропаганду могла бы здесь провести наша молодежь среди всегда недоверчивых полешуков, которые, узнав поляков лучше и ближе, освоились бы с ними и почувствовали себя полноправными гражданами Республики, заботящейся о том, чтобы население этого края поняло свои права и обязанности»246. Характерным для обусловленности популяризации путешествий в Полесье представляется также понимание этой проблемы в самом объемном путеводителе по рассматриваемому региону: «Познание Полесья это не только серьезное обогащение собственного ума, но также и род гражданского действия, сближение с отсталым, но таким добродушным полешуком, который будет рад каждому доброму слову и выказанной ему братской доброжелательности»247.
Рассматриваемый регион, принимая во внимание природно-географические условия, мог, однако, быть признан привлекательным с туристской точки зрения, даже абстрагируясь от вышеназванных факторов. Следует в то же время отметить, что, несомненно, не все виды туризма могли здесь развиваться. Самой важной природной обусловленностью, которая предопределила развитие этой сферы, была очень густая водная сеть и, как следствие, специфический растительный покров. А тем самым не случайно считалось, что «будущее туристского движения в Полесье тесно связано с водами этого края»248. Уже эти природные отличия приводили к тому, что старались пропагандировать Полесье как территорию исключительную в масштабах континента. Представляли его достойным интереса как бы в противовес «обычным» туристским достопримечательностям, таким как доступные во многих других местах Европы горные цепи или морские побережья249.
Как своего рода достопримечательность создавалась слава региона, отличающегося экзотикой с цивилизационной и социальной точек зрения. Издания, предназначенные специально для туристов, указывали на эту особенность. Читатель брошюры, изданной министерством коммуникации и адресованной этой группе, из нее узнавал, что «полешук еще до сих пор использует естественную форму стволов деревьев, ветвей и корней, облегчая себе (…) работу» (например, если хотел сделать колесо, то искал две выгнутые полукругом части дерева), или что «можно встретить телегу из дерева без кусочка железа»250. Вероятно, могли поразить потенциального, несомненно городского по происхождению, туриста описания традиционных методов лечения. В понимании автора одной из брошюр, в полесской деревне эти методы использовали скорее магию, нежели свойства каких бы то ни было, хотя бы и природного происхождения, готовых препаратов251. Образ Полесья в туристских публикациях не был лишен драматических акцентов. Обращает на себя внимание, что могла там появиться информация об эндемической угрозе голода ранней весной252.
В 1920-х гг. туристское движение в Полесье было, вероятно, слабым253. Можно допускать, что некоторую роль в этом сыграло отсутствие здесь стабильности с точки зрения безопасности. В следующем же десятилетии туризм и его популяризация значительно активизировались. Роль вдохновителя следует, в значительной мере, приписать государственной администрации. В середине 1930-х гг. министерство коммуникации, в компетенции которого входили вопросы туризма (в его структуре функционировал отдел туризма), взяло на вооружение идею активизации деятельности в этом направлении в целом на т. н. «восточных кресах» Второй республики в Польше. Наиболее важным здесь является признание того, что именно Полесье должно оказаться первым в сфере интересов как министерства, так и соответствующих общественных организаций (Общества развития восточных земель, Лиги развития туризма, Польского краеведческого общества). Тем самым, этот регион был отнесен к категории «туристски важных территорий» в масштабах всей страны254. О политическом значении этих инициатив может свидетельствовать состав участников съезда, посвященного проблемам туризма в Полесье и организованного в 1936 г. под патронатом властей. В нем приняли участие не только представители местной администрации, но также делегаты от нескольких министерств и представители Корпуса охраны границы255.
Интенсификация интереса к туристскому движению была также, видимо, в немалой степени результатом позиции местных властей256. Большую роль в этом следует приписать последнему полесскому воеводе Вацлаву Костек-Бернацкому, который исполнял эти функции в 1932–1939 гг. Он быстро оценил преимущества управляемого им региона, придя к выводу, что «соответствующим образом распропагандированные и доступные в определенной мере окрестности центрального Полесья были бы, несомненно, достопримечательностью, какую редко можно встретить в Европе»257. Очень большая его активность на местах, связанная со специфической моделью администрирования подчиненной территории, позволила воеводе выработать точный взгляд относительно привлекательности отдельных частей воеводства. Особенно он ценил в этом отношении восточные территории, наиболее девственные с точки зрения природы258. Он располагал также сведениями относительно периодов, благоприятствующих посещению Полесья: «В июне, пожалуй, прекрасней всего в Полесье, если речь идет не о меланхолической красоте, а о живой. Господствует самая оживленная жизнь на воде и болотах. Дороги уже везде хорошие. Уровень воды позволяет добраться судном всюду, где существуют соответствующие водные пути»259.
Костек-Бернацкий в связи с вышесказанным поддерживал инициативы, которые должны были популяризировать Полесье как место отдыха. Он видел выгоды, которые туризм мог принести как в экономическом, культурном, так и политическом отношении260. Костек-Бернацкий лично участвовал в туристском съезде, который был организован при его существенном участии в Пинске в 1936 г.261. Именно после занятия им должности воеводы были начаты подготовка планов водных туристских маршрутов и обозначение указателями маршрутов на суше262. Он сам стремился использовать ежегодный общепольский Праздник моря, в Полесье особенно отмечавшийся в Пинске, городе, расположенном в месте слияния трех больших полесских рек – Пины, Припяти и Струменя263. Воевода в 1934 г. запланировал в связи с этими торжествами пребывание там около тысячи польских скаутов – харцеров. Он также предоставил помощь Антони Фердинанду Оссовскому – известному в то время в Польше репортеру и путешественнику, который собирал материалы для книги на тему Полесья. Позже она была издана в цикле «Чудеса Польши», известной, щедро иллюстрированной краеведческой серии книг межвоенного периода264. При нескрываемом энтузиазме проектов пропаганды туризма в Полесье, Костек-Бернацкий отдавал себе одновременно отчет в разнообразных препятствиях реализации этих проектов. Замечал, что это, несомненно, из-за своей заболоченности, специфическая территория, преимущества которой не будут оценены всеми265. Осознавал он также такую элементарную трудность для развития туристского движения, какой была очень редкая сеть дорог на суше (особенно автомобильных с твердым покрытием, в меньшей степени железных)266. Если говорить о составе коллектива, отвечавшего за туризм, обращает внимание нахождение во главе Польского союза пропаганды туризма Казимежа Ролевича267, являвшегося одновременно руководителем общественно-политического отдела Полесского воеводского управления. Этот человек считался фактическим заместителем воеводы и концентрировал в своих руках все дела, связанные с политической жизнью и безопасностью на территории Полесья.
Планы развития туризма во второй половине 1930-х гг. сами по себе обращали внимание на объем необходимых инвестиций. Показательным для масштаба потребностей было предостережение, содержавшееся в одном из путеводителей и адресованное организаторам экскурсий, о том, что группа путешественников не должна быть более 50 человек, поскольку «проживание и питание большей (…) доставляет много трудностей»268. Упоминавшееся выше цивилизационное запаздывание и неразвитость инфраструктуры региона вели к утверждению о необходимости очень больших финансовых расходов, которые дали бы шанс на существенный перелом, если говорить о количестве приезжающих. Вдохновители туризма в Полесье, конечно, отдавали себе отчет в том, что такие элементы инфраструктуры, как новые дороги или железнодорожные ветки требуют огромных расходов. Признавалось, что в связи с географическими характеристиками Полесья следует сконцентрироваться на потребностях водного туризма: путешествиях на байдарках, парусниках, а также на пассажирских судах. В 1936 г. подготовлен перечень маршрутов по воде, соответствующих каждому из вышеназванных направлений водного туризма. Поскольку, однако, пребывание здесь путешествующих воспринималось как потенциальный импульс для экономического развития, говорилось о необходимости создания базы, которая давала бы возможность более долговременного, стационарного их пребывания. Отсюда появилась концепция выделения «дачных территорий». Их выбору служили не столько возможность заниматься тут водными видами спорта, сколько наличие больших лесных комплексов и относительно легкое транспортное сообщение (по железной дороге)269.
Была развернута пропагандистская кампания. С середины 1930-х гг. на книжном рынке начали появляться издания в виде путеводителей или информаторов для потенциальных приезжих. Они содержали как краеведческие данные, так и практические сведения, которые могли пригодиться организаторам экскурсий270. Другой категорией изданий, демонстрирующих на практике преимущества Полесья, были сообщения, сделанные после совершения туристских походов271. Популяризация не ограничилась только публикациями, так как появились и документальные фильмы272. Были введены льготы на железнодорожные билеты для посещавших этот регион в летние месяцы273. О Полесье в этом контексте стало настолько известно, что иногда в прессе можно было встретить публицистические тексты, где с ярко выраженным скептицизмом писалось об упрощенном, как полагалось, восприятии красот Полесья, которые должны были привлечь посещающих274. Даже наиболее недоступные уголки региона в 1930-х г. посещались все чаще. Это движение было настолько большим, что те, кто выбирались туда в убеждении о себе как первопроходцах, «пионерах» в открытии «полесских джунглей», с чувством обманутых надежд встречали там подобных им туристов275.
Представляется, что кроме препятствий технического характера, таких как, например, упоминавшиеся уже выше недостатки транспортной инфраструктуры, проблемы имели также социальную природу. В сущности при контактах приезжих, прежде всего поляков, из других частей страны с местным сельским населением встречались не только два разных, но и взаимно непересекающихся мира. Не без оснований один из чиновников, в компетенциях которого были вопросы туризма, заявлял, что существенным вкладом в развитие этой сферы было «настраивание населения и низовых ячеек власти на соответствующее отношение к туристам»276. Ведь полешуки, по крайней мере, не ждали гостей с распростертыми объятьями. Турист сталкивался с нежеланием и недоверием, особенно со стороны жителей деревни. Эти чувства бывали сильнее, чем возможность заработать благодаря предоставлению ночлега или продаже путешествующим продуктов питания. Впечатление чуждости по отношению к прибывшим предопределяло фактический отказ от вступления в контакт с ними277.
Планы польских властей, связанные с развитием туризма в Полесье, можно признать задуманными с большим размахом. Трудно, опираясь на собранный материал, ответить, однако, на вопрос о степени их воплощения в жизнь. Реализация этих планов, несомненно, не слишком далеко продвинулась, если принять во внимание лишь трехлетний период от формулировки основных их положений до момента начала Второй мировой войны. Вероятно, однако, что первые работы были инициированы, например, строительство около 40 пунктов ночлега для небольших групп байдарочников по трассам наиболее часто посещаемых водных маршрутов. Несколько местностей было признано такими, которые уже «приобрели характер дач»278. Как знаменательное для значения, приписываемого развитию туризма в Полесье местными польскими кругами, можно трактовать то, что тезис о политической роли этой сферы сохранился до начала Второй мировой войны. В разработках, которые готовились для политики в отношении рассматриваемого региона за несколько месяцев до начала войны, признавалось, что развитие туристской инфраструктуры будет способствовать усилению «польских позиций» в Полесском воеводстве279.
Л. И. Бужинская
Книги на латинском языке
в коллекции Радищевского музея
В собрании Радищевского музея хранится небольшая, но интересная коллекция книг на латыни XVI–XIX вв. Мертвый язык, тем не менее, применялся в книгоиздательском деле, несмотря на развитие и утверждение национальных языков и литературы в этот период. Латынь – язык западной христианской культуры Средневековья, официальный язык католической церкви, язык Библии, богослужений, религиозных сочинений и в то же время язык придворной культуры и науки, не случайно было принято говорить о «республике ученых», объединенных общим языком. И это же язык писателей, в отдельных случаях вплоть до XIX в. Уже XIV в. стал временем «возрождения и смерти» латыни. Стремление ученых-гуманистов возродить классический латинский обозначило, скорее, конец развития языка – язык живет только, пока меняется и совершенствуется280. Появление книг на латыни в эпоху Средневековья – явление вполне закономерное, а возможность выхода изданий на латинском языке в последующие века – факт, безусловно, интересный.
В музейной коллекции хранятся 57 изданий на латинском языке, различных по объему и содержанию, напечатанных в России и за рубежом. Иностранных изданий, по понятным причинам, большинство. В России латинский язык не играл той важной роли, что в западной культуре, хотя стоит отметить, что по распоряжению Петра I использование латыни в книгопечатании приветствовалось и поощрялось. Первая книга в России на латинском языке вышла в 1723 г. – «Каталог греческих книг Синодальной библиотеки в Москве»281. Основная часть изданных на латыни книг в России экспортировалась в страны Европы – на родине они не пользовались большим спросом. По данным типографии Петербургской академии наук, за год на российском рынке не продавали и десяти экземпляров книг на латыни282. В Европе до 1500 г. доля книг, выходивших на древнем языке, составляла более 70%, лишь в Англии и Испании уже в начале XVI в. издания на национальных языках были более распространены. Серьезные языковые процессы не могли не отразиться в книгоиздательском деле, тем не менее и в середине XVII в. в Германии всю научную литературу продолжали печатать на древнем языке, типографы же других стран использовали его уже только для небольшой части своих изданий283. Многие книги постепенно стали печатать «параллельным текстом», делая набор на двух и более языках, один из которых – латинский. Для исследователей подобные издания интересны достоверной наглядностью представления процесса постепенного вытеснения латыни национальными языками в книгоиздательском деле XVI–XIX в.
Поскольку самое старое издание «латинской коллекции» – сочинение Сенеки «Письма к Луцилию», выпущенное в Лейпциге в 1512 г., а самое позднее – вильнюсское издание 1880 г. «Церковный указатель литургии и молитв», коллекция Радищевского музея может послужить прекрасной иллюстрацией истории старопечатных книг, исключая лишь их «колыбельный» период – инкунабулы284. В ней собраны издания Бельгии, Германии, Италии, Литвы, Нидерландов, Польши, России, Украины, Франции и Швейцарии, а также анонимные издания с вымышленными названиями места издания либо же вообще без выходных данных. В изданном в 1662 г. Иоанном Линериумом произведении древнеримского поэта и философа Лукреция Кара «О природе вещей» местом издания назван Salmur – наименование двух германских графств: Оберсальм в Вогезах и Нидерсальм в Арденнах. В анонимном издании «Философия. Толкование сочинений» 1666 г. местом выпуска обозначен древнеримский город Элеутерополь, впоследствии Бет-Габрин в южной Палестине, хотя с большой долей вероятности можно утверждать, что издание голландское, судя по бумаге, шрифту и гарнитурам. В издании XVII столетия, предположительно литовском, «Приветствие папы в комиции И. Залусского» имеется неполный набор титульных данных. В трех изданиях XVIII в. отсутствие титульного листа не позволило установить точные выходные данные: Пуффендорф С. «О праве естественном и гражданском» (предположительно Франкфурт-на-Майне), «Римский Бревиарий» (возможно, итальянское издание) и «Устройство светлейшего рода Мышковского» (польское или литовское издание)285. Анонимно было издано в Амстердаме и сочинение Баруха Спинозы «Богословско-политический трактат» в 1670 г. На титульном листе не значилось имя автора, а местом издания был назван Гамбург. Церковь запретила издавать атеистические взгляды Спинозы, в своих трудах он одним из первых начал рассматривать Ветхий Завет как обычный исторический источник, поэтому любое вышедшее в свет издание его работ автоматически становилось запрещенным. Такие запреты на книги начали применяться с 1513 г., когда 5-й Лютеранский собор запретил издавать книги без разрешения епископов. Вначале перечни запрещенных книг выпускались городскими властями и университетами, а первый сводный папский «Индекс запрещенных книг» был издан в Риме в 1559 г. и с тех пор постоянно переиздавался с дополнениями. В коллекции Радищевского музея хранится одно из таких изданий – «Index librorum prohibitorum», санкционированное папой Пием VII и отпечатанное Апостольской типографией в Риме в 1819 г. Списки запрещенных книг в этом издании составили 345 страниц, среди других и имя Спинозы, а следовательно, – запрет на публикацию всех его трудов и в XIX столетии.
Интересы читателей и тематика изданий в период распространения и утверждения книгопечатания очень разнообразны. К концу XVI в. книги светского содержания составляют уже половину всех изданий, в XVII в. таких около 70%286. «Латинская коллекция» музея включает в себя не только Библии и молитвенники, но и произведения художественной литературы, работы по искусству, философии, истории, книговедению, медицине, астрономии, геологии, зоологии, ботанике; описания путешествий, прототипы современных энциклопедических изданий. Знаменитые имена древних авторов – Сенеки, Плиния Секунда Старшего, Персия Флакка, Геродота Галикарнасского, Лукреция Кара – соседствуют с именами ученых и писателей XVI–XIX вв. П. Иовий, Ю. Липсий, И. Я. Шейхцер, С. Пуффендорф, Т. Гоббс, Я. Т. Клейн, М. Х. Гарткнох, И. К. Буксбаум получали быструю и широкую известность благодаря печатному слову и скорости его распространения, хотя до нашего времени о многих из них сохранились лишь скупые биографические данные, еще больше имен остались только на титульных листах книг.
В коллекции можно увидеть продукцию знаменитых во всем мире издателей и печатников. Германию представляют прославленные имена. Один из них – лейпцигский типограф Мельхиор Лоттер, известный сотрудничеством с Мартином Лютером, реформаторская деятельность которого требовала больших издательских сил. В 1519 г. Лоттер открыл в Виттенберге филиал своего предприятия и с 1522 г. приступил к изданию, а затем и переизданию Библии на немецком в переводе Лютера. Тиражами в 5000 экземпляров, по тем временам колоссальными, из его виттенбергской типографии выходили работы знаменитого реформатора и распродавались за 5 дней, и уже через неделю предпринималось повторное издание. В его типографии работал Лукас Кранах, иллюстрировавший Новый Завет, переведенный Лютером287. Типографии Лоттера были открыты и в других городах Германии. В музее сохранилось издание, вышедшее из его лейпцигской типографии, – «Письма к Луцилию», произведение римского политика, философа, писателя I в. н. э. Луция Аннея Сенеки. В издание включены 89 писем Сенеки из 124 существовавших. Титул набран черной и красной красками, причем явно перегружен информацией, что было довольно характерно для изданий начального периода книгопечатания: два раза повторяющееся название книги, набранное различными шрифтами, эпитафия Сенеке, в выходных данных упоминается имя типографа, место издательства (Melhiar Lotterus impressit Lypsi) и дата выхода в свет издания, набранная прописью (Anno. M. D. Duodecimo). Тексту писем предшествует биографическая справка об авторе (De vita et morte Senece), напечатанная в отличие от текста писем с одинарным междустрочным интервалом на одной странице. Листы книги пронумерованы, поскольку фолиация как дань традиции не была еще заменена привычной для нас пагинацией. Инициалы не были впечатаны в отведенные для них места, пробелы заполнили заглавными буквами обычного шрифта текста, что гораздо удешевило издание. В конце книги имеются оглавление с указанием листов (Tabula seu directorium epistolarum Senece ad Lucillium) и колофон, повторно называющий книгу, ее автора, издателя и год выхода. Весь этот витиеватый непривычно громоздкий для нас аппарат оформления еще не вышел из употребления в начале XVI в. Страницы «Сенеки» сохранили многочисленные владельческие маргиналии между строк и на полях. С переплета, к сожалению, утрачен пергамент, остались только пергаментные ремешки, стягивающие книжный блок, и картон, оклеенный неиспользованными типографскими листами. Хотя издание «Писем» не иллюстрировано и выглядит довольно скромно по сравнению с более поздними изданиями, для нас оно интересно как памятник книгопечатания начала XVI в.
Еще одной гордостью коллекции можно назвать издание семьи франкфуртских издателей и граверов де Бри – это знаменитые описания «путешествий в Индии». Считающийся вторым после З. Фейерабанда немецкий гравер на меди и золотых дел мастер голландского происхождения Теодор де Бри (родился в Льеже в 1528 г.) оставил свое отечество и около 1570 г. основал во Франкфурте-на-Майне художественную и книжную торговлю, которая выпустила множество иллюстрированных изданий. Интерес к событиям эпохи и открытиям новых стран пробудил большой спрос на повествовательно-иллюстрированные издания. Члены семьи де Бри были самыми плодовитыми исполнителями историко-топографической гравюры во Франкфурте-на-Майне288. Среди всех изданных за два века «путешествий», начиная с конца XV века, серию изданий книжной фирмы де Бри принято считать исключительной. Вышедшие в период 1590–1634 гг. в формате in-folio 25 выпусков на латыни «Collectiones peregrinationum in Indiam orientalem et occidentalem» содержат описание путешествий в «восточную и западную Индии» и украшены иллюстрациями и картами работы лучших художников и граверов289. Сам Т. де Бри не успел закончить выпуск всех частей, он умер в 1598 г., издательскую деятельность продолжили его сыновья Иоганн-Теодор и Иоганн-Израиль в сотрудничестве с Маттеусом Мерианом (1593–1650), немецким гравером на меди. Выпуски, начиная с 7-го, принадлежат изданию братьев де Бри. В нашей коллекции имеется четыре выпуска «путешествий в Америку», изданные еще главой фирмы в 1591, 1594 и 1595 гг. Это «Изображения индейцев-обитателей провинции Флорида» Жака Ле Муана и три выпуска «Америки», 3, 4 и 5-я части. К сожалению, в сохранившихся музейных выпусках недостает многих страниц, вероятнее всего, прежний владелец балаковский купец П. М. Мальцев приобрел это издание на распродаже московской коллекции Н. И. Носова уже в таком плачевном состоянии: непрофессионально реставрированный книжный блок, расставленная вручную черной тушью фолиация, испещренные пометами владельца страницы. И, тем не менее, обладание этой книгой даже в подобном состоянии большая удача для любого библиофила. Издание богато иллюстрировано, в четырех музейных выпусках 102 гравюры размером в половину или целую страницу. В выпуске 1591 г. гравюры изготовлены по акварельным эскизам Ж. Ле Муана, французского рисовальщика, сопровождавшего путешественника Рене де Лодонье в 1564–1565 гг. в экспедиции во Флориду, отправившись на американский материк из Лондона. Ле Муан не только подготовил эскизы увиденного, но и написал отчет о путешествии на латинском языке. С добавлениями и гравюрами по его эскизам отчет был опубликован Теодором де Бри в 1591 г. в двух частях книги-альбома, наглядно знакомящего читателя Европы с жизнью Нового Света.
Невозможно обойти вниманием и знаменитых нидерландских издателей. Многие из них во 2-й половине XVI в. охотно обращались к выпуску в свет научных книг, доля которых в издательской продукции того времени заметно возросла. Этому часто способствовало единство взглядов и убеждений ученых и издателей. Таким примером может служить взаимовыгодная дружба крупнейших нидерландских деятелей культуры XVI в. знаменитого филолога, философа, историка и политического деятеля Юста Липсия и не менее известного книгоиздателя, «нидерландского архитипографа» Кристофа Плантена (1514–1589), основателя фирмы. Француз по происхождению, Плантен изучал переплетное и типографское дело на родине, а затем переселился в Антверпен, где в 1549 г. организовал переплетную мастерскую, а в 1555 г. – типографию, просуществовавшую до 1865 г., и книжную торговлю. Филиалы его типографии были открыты также в Лейдене и Париже. Фирма Плантена «Officina Plantiniana» выпустила около тысячи произведений (по другим данным, свыше полутора тысяч) на различных языках, высокого полиграфического качества, с гравюрами на меди. Плантен создал новый тип книг – университетский, печатая труды и диссертации ученых Лейденского университета, книги по анатомии, ботанике, географии, истории; выпуская произведения античных классиков, теологическую литературу, а также каталоги собственных изданий. Книги издавались в различных форматах, в том числе выходили и «карманные» издания. «Плантены» отличались виртуозностью набора, красотой переплетов, серийностью публикаций, снабжались иллюстративным материалом – точными картами и таблицами, тщательно выполненными гравюрами. В собрании Радищевского музея хранится прижизненное издание труда Ю. Липсия «О римской войне» с комментариями к Всеобщей истории Полибия, выпущенное фирмой Плантена-Моретуса в 1596 г. После смерти основателя во главе фирмы встал зять К. Плантена Иоганн Моретус, продолжая и развивая семейное дело. Юстус Липсий занимался изучением римских древностей, критикой латинских текстов и философией. Многочисленные его труды издавались в Лейдене, Амстердаме, Антверпене, Базеле, Генте, Париже и других городах Европы. Книгу «О римской войне» напечатали крупной антиквой, удобной для чтения в отличие от готического шрифта, часто используемого в научной литературе, снабдили гравюрами на отдельных листах и иллюстрациями в тексте, сносками на полях, замысловатыми инициалами и концовками. Переплет музейного экземпляра не издательский, более поздний, типичный для XVIII в., обтянут коричневой телячьей кожей с золотым тиснением, к капталу прикреплена тонкая шелковая закладка, обрезы книжного блока ровно закрашены красной краской. Это издание – прекрасный экземпляр деятельности знаменитой фирмы Плантенов второй половины XVI в. и первоклассных мастеров-переплетчиков XVIII столетия.
Основателем еще одной нидерландской книжной фирмы XVII в. был Лодевейк Эльзевир Старший. Он учился печатному делу у К. Плантена, а свою фирму организовал в 1581 г. «Officina Elzeviriana» просуществовала до 1712 г. под руководством членов семьи Эльзевиров, способствуя распространению научных и учебных книг в Европе. Центрами ее издательской деятельности были в конце XVI – первой половине XVII вв. – Лейден, во второй половине XVII в. – Амстердам. Эльзевиры занимались книжным делом и за пределами своей страны, филиалы фирмы размещались в Германии, Франции, Италии, Англии, Дании. Прославились Эльзевиры в свое время созданием новых гарнитур шрифта и новых форматов, а также многоязычностью своих изданий. Их книги ценили за сочетание литературных достоинств и изящное оформление. В музее хранится «Естественная история» Гая Секунда Плиния Старшего, изданная Эльзевирами в 1635 г. в Лейдене290. Первое издание «Истории» было предпринято еще в 1472 г. в Венеции, и затем эта «энциклопедия греческой науки и истории» издавалась многократно в разных странах. Плиний составил свою «Историю» из материалов более ранних авторов, собрав все в 37 книг. Эльзевиры выбрали для издания его труда популярный формат – «карманный», выпустив три маленьких томика. Первый том открывает гравированный титульный лист с изображением растений, животных и небесных светил, в нем же имеется и гравированный портрет-медальон Г. Плиния Секунда. Два других тома снабжены издательской маркой Эльзевиров на титульных листах и повторяющимися, как в первом томе, орнаментированными заставками и инициалами.
Германию XVIII в. в собрании представляет немецкий гравер и издатель Иоганн Андреас Пфеффель своим большеформатным 4-томным, богато иллюстрированным изданием труда швейцарского историка, естествоиспытателя Иоганна Якова Шейхцера – «Священная физика». Главный городской врач и профессор естествознания в Цюрихе Шейхцер изучал швейцарскую флору и фауну, делая упор в своих исследованиях на древние, ископаемые формы, он первым указал на растительное происхождение каменного угля. В труде, изданном на немецком и латинском языках в Ульме и Аугсбурге в 1731, 1733 и 1735 гг., Шейхцер как естествоиспытатель исследовал природу упомянутых в Священном Писании естественно-научных объектов и явлений. В музее хранится ульмское издание 1731 г. с гравированными портретами автора и издателя, снабженное 758 гравюрами на меди, в страницу или лист каждая, выполненными в духе и манере, присущими пышности XVIII столетия. Более 30 немецких и швейцарских иллюстраторов книги трудились над созданием этого шедевра.
Многие из книг на латинском языке богато иллюстрированы: карты, таблицы, сюжетные иллюстрации, заставки, концовки, выполненные в различных техниках гравюры: на дереве, меди, серебре, с ручной раскраской; многие книги снабжены гравированными титулами, фронтисписами – все это бесценный материал для изучения граверного искусства и способов оформления старинной книги. И «Путешествия в Индии», изданные семьей де Бри, и великолепное издание первой половины XVIII в. «Священная физика» заслуживают особого внимания – это целые «галереи», гравированные альбомы того времени со вступительной статьей и развернутым пояснительным текстом. Достойное место в музейной коллекции занимают и знаменитое иллюстрированное издание 1575 г. базельского типографа Петры Перны, старинное собрание ксилографических портретов – «Славные воители мира». Автор этого сочинения – врач, философ, историк Павел Иовий (Джовий)291, родом из итальянского города Комо, получил каноникат от папы Адриана VI, а затем был назначен папой Климентом VII на епископскую должность в городе Ночере. Эти биографические данные по традиции своего времени издатель поместил на титульном листе книги. Гравюры для этого издания были изготовлены швейцарским художником Тобиасом Штиммером, а затем использовались и для повторного 1582 г. издания292. Гравюры поясных портретов знаменитых деятелей впечатывались в заранее нанесенные на страницы рамки, для сотни портретов были использованы десять ксилографических рамок, некоторые из них в издании остались незаполненными, видимо, часть портретов так и не была изготовлена. Книга снабжена также достаточным количеством гравированных на дереве инициалов, но по традиции XVI в. имя гравера не упомянуто, весь иллюстративный материал не имеет подписей. Исследователям пришлось потрудиться, устанавливая имя художника-гравера Т. Штиммера, работавшего над книгой.
Примером весьма удачного русско-голландского сотрудничества в книгопечатании XVIII в. может служить издание фирмы Яна Тессинга «Симболы и Емблемата» 1705 г. Музей по праву может гордиться этим раритетным изданием. Оно готовилось по указу Петра I и стало своего рода революционным – в нем впервые были использованы буквы русского гражданского шрифта за три года до официальных реформ алфавита 1708 г. Текст в книге набрали на шести языках, в том числе на латыни и старославянском. Титульный лист гравирован на меди, что всегда было отличительной чертой этого голландского издательства, получившего «привилегию на издание книг» от русского царя. Гравированными сделали и авантитул с изображением Петра I, и все правые страницы издания с изображением эмблем, которых в книге насчитывается 840, по 6 на странице. Левые страницы книги содержат пояснительный текст к эмблемам. Издание снабдили алфавитным перечнем символов «Index symbolorum» c указанием страниц, и впервые в практике русских книг был добавлен список опечаток – типографских «погрешений» – всего в 5 строк. В Петербурге были предприняты переиздания этой книги в 1719293 и 1788 гг. Последнее было выпущено Императорской типографией как «умноженное и исправленное Нестором Максимовичем-Амбодиком». Экземпляр этого издания, ранее принадлежавший известному московскому коллекционеру Н. И. Носову, а затем балаковскому собирателю П. М. Мальцеву, хранится в библиотеке Радищевского музея. Второй, наборный, титульный лист в книге – двуязычный, русско-латинский, снабжен гравированной сюжетной виньеткой. Основной текст дополнен расширенным описанием символики, приложены «иконологическое описание знатнейших государств с их гербами» и «описание государственных гербов Российской Империи». Иллюстрации и текст в новом издании поменялись местами: слева читателю предлагается зрительный ряд, справа – пояснения к нему. Многочисленные иллюстрации, а также заставки и концовки, введенные в это издание, выполнены на меди, но, как и в первом издании, не подписаны. В конце книги помещены «алфавитные оглавления надписей и символов российских, латинских и французских» и «оглавление содержания». Перед «погрешностями», растянувшимися на лист, в конце книги на отдельной странице помещена монограмма Нестора Максимовича-Амбодика «NMA» в гравированном картуше.
Об авторе еще одного богато иллюстрированного франкфуртского издания на латыни – «Германская политика» 1707 г. Иоганне Михаэле Хейнеккии (Гейнекциусе) сведения остались очень скупые: он был историком, богословом, первым систематизировал знания о печатях-штемпелях. Этот труд был опубликован при жизни автора и украшен более чем 30 гравюрами на меди, огромным количеством ксилографических заставок, инициалов и концовок. К основному тексту добавлены многочисленные приложения и дополнения с документальным материалом и специально разлинованные чистые листы для заметок читателя. Экземпляр музея представлен в типичном для XVIII в. переплете из коричневой телячьей кожи, с золотым тиснением на корешке и красной кожаной наклейкой с названием книги.
Имя другого ученого, создателя естественно-научного труда «Сокровища Амбоины» Георга Эберхарма Румфа (1627/28–1702) более известно – голландский натуралист-коллекционер, проживший на Молуккских островах (о. Амбон) более 50 лет, совмещал любимое дело изучения природы со службой торговым представителем в голландской Ост-Индской компании, в которую поступил в 1653 г., перебравшись из родной Германии в Нидерланды. Ослепший под конец жизни и уже не надеявшийся завершить свой труд «о моллюсках, ракообразных и минералах острова Амбоины», Румф прислал его для публикации в Нидерланды. После его смерти немецкая художница из знаменитой семьи граверов и издателей де Бри-Мериан – Мария Сибилла294 вместе с амстердамским коллекционером Симоном Схейнфутом разыскала образцы упоминавшихся у Румфа видов в различных частных коллекциях и сделала 60 рисунков для гравюр к первому изданию «Сокровищ Амбоины», подражая демонстрационной манере Румфа. У Схейнфута была и собственная коллекция раковин, которую он тоже использовал для издания труда Румфа. Книгу напечатали в Амстердаме в 1705 г. в типографии Франса Хальма. Несмотря на огромный труд, проделанный Марией Сибиллой, имя ее в издании упомянуто не было295, как и в последующем лейденском 1711 г., экземпляр которого хранится в собрании Радищевского музея, украшенный гравированным портретом Румфа и подписанный монограммой «N.S.». В естественно-научных трудах, выходивших в Нидерландах в конце XVII – начале XVIII вв., на авантитуле обычно помещали символическое изображение «власти голландской колониальной империи» – чужеземные народы в качестве дани приносят завоевателям сокровища своей земли для их научного изучения. Такие небольшие сюжетные заставки лишний раз демонстрировали всю степень превосходства, которую себе отводили совершенствующиеся в знаниях «развитые» народы, в сравнении с «примитивными дикарями», утилитарно использующими дары природы. По аналогии на авантитуле в изданиях труда Румфа изображены темнокожие туземцы, подносящие группе ученых, сидящих за столом, корзины с морскими раковинами. В экземпляре Радищевского музея авантитул не цветной, хотя встречаются и раскрашенные вручную296. Гравированная заставка на титульном листе подписана Яном Жоре, авантитул – Петером ван дер Аа, лейденским гравером и книгопродáвцем. Для иллюстраций первого издания амстердамский гравер Якоб де Латер подготовил 60 досок, их же использовали и для повторного издания 1711 г. Известно, что часть коллекции Румфа, уцелевшая после пожара, была включена и в более позднее амстердамское издание 1741–1755 гг. – «Гербарий Амбоины» в 6 томах, выпущенное типографом Бурманном.
Иоганн Христиан Буксбаум, немецкий ботаник, член Петербургской академии наук, был приглашен в Россию Петром I для разведения ботанического сада и чтения лекций. Он много путешествовал по России, изучая флору страны. Его труды были опубликованы академической типографией, которая специализировалась на разноязычных изданиях, в том числе и на латыни. В период с 1728 по 1740 г. из типографии вышло два издания труда Буксбаума – «Малоизвестные растения Византии и Востока. 5 центурий». Части I–III издавались дважды в 1728–1729 гг. В них имеются отличительные признаки – гравированные инициалы и нумерация страниц. Библиотека музея располагает лишь двумя центуриями, I и III из различных изданий. Хотелось бы подчеркнуть иллюстративное достоинство этого издания. Каждая из центурий снабжена более чем полусотней иллюстраций, заставками и инициалами, сделанными с медных и деревянных досок, эскизы растений были выполнены очень тщательно самим автором. Имена граверов в издании, к сожалению, не названы, но из сохранившихся документов типографии Академии наук известны два из них: А. Ф. Зубов и Г. Кейзер297.
В коллекции также хранится экземпляр третьего издания «Сокровищ римского музея» 1746 г., вышедшего в Риме. Это труд французского антиквария Мишеля Анжа де ла Шосса. Он родился в Париже, но большую часть жизни прожил в Риме, там же были изданы многие его труды на латыни и итальянском, затем переведенные на родной язык автора – французский. Первое издание названного сочинения вышло в свет в 1690 г., его украсили 170 гравированных иллюстраций. Третье, спустя более чем полвека, двухтомное напечатанное типографами Бернабо и Лаццарини, имело уже 218 гравюр, без учета заставок и инициалов. Имена лишь 9 граверов и рисовальщиков упоминаются в издании, большая их часть осталась неизвестной. Это двухтомное издание большого формата в коллекции музея имеет поволоченный телячьей кожей переплет с золотым тиснением по корешку. Среди других книг оно поступило в Радищевский музей в 1923 г. от Губмузея. До национализации книга принадлежала библиотеке П. М. Мальцева.
Множество раз изданное, а ранее бесчисленное количество раз переписанное, творение древнеримского поэта-сатирика I в. Персия Флакка «Шесть сатир» – единственное оставшееся после него произведение298. В музее хранится исключительное издание сатир 1765 г. Каждая из 80 страниц, в восьмую часть листа, гравирована с медной доски и поражает не только великолепными иллюстрациями, но и изяществом резного шрифта. Книга была полностью выполнена одним мастером, гравером Иоанном Михаэлем Шмидом (Шмидиусом) для нюрнбергского издателя Георга Фридриха Себальдуса и не имеет аналогов воспроизведения в музейной коллекции книг на латыни.
Редкое естественно-научное исследование – труд немецкого зоолога, современника, но противника Линнея, члена Петербургской академии наук, Лондонского королевского общества, Болонской академии наук Якоба Теодора Клейна «О птичьих яйцах» представлен в коллекции лейпцигским изданием Йоганна Якоба Кантора 1766 г. Оно снабжено 21 гравированной таблицей с изображением многообразия птичьих яиц, «в натуральную их величину и в естественные цвета окрашенных». Пояснительный текст набран на двух языках параллельно – немецком и латинском. В музейном экземпляре раскрашенные вручную иллюстрации выполнены нюрнбергским гравером на меди Густавом Филиппом Траутнером и подписаны его монограммой «G.P.T.». Это раритетное издание, как и большинство экспонатов «латинской коллекции», до революции принадлежало богатейшему собранию библиографических редкостей купца П. М. Мальцева.
Изучая коллекцию, невозможно обойти вниманием труд ученого-медика XVIII в. Вильгельма Смелли. Музейный экземпляр его «Анатомических таблиц» – это второе тиснение типографии Густава Филиппа Якоба Билинга в Нюрнберге 1783 г. Атлас большого размера представляет из себя собрание 39 таблиц с изображением акушерских операций. Гравюры скрупулезно выполнены Иоганном Михаэлем Сеелигманом, издателем и гравером книги в одном лице, что было частым примером в книгопечатном деле прошлых веков. Талантливый ремесленник-гравер, накопив знаний, опыта и, конечно, денежных средств, постепенно переходил в квалифицированный разряд издателей и типографов.
К разделу ROSSICA в «латинской коллекции» следует отнести работу В. Ясинского, киевского архиепископа, митрополита, – «О северном небе», где на латинском и польском языках описываются созвездия, известные в XVII в. и видные с территории России. Два тома «Малоизвестных растений Византии и Востока» И. Х. Буксбаума рассказывают о флоре России. С именем Иосифа Залусского, главы киевской комиции, чья библиотека по приказанию Екатерины II была отвезена в Санкт-Петербург и вошла в состав Императорской публичной библиотеки, связано издание середины XVIII в. «Приветствие папы в комиции И. Залусского». В труде итальянца П. Иовия «О доблестных воителях» можно найти статью о русском царе Василии Иоанновиче. Плиний в одном из томов «Естественной истории» рассказывает о флоре Крыма, природе Тавриды, о Пантикапее (территории нынешней Керчи), Херсонесе и Феодосии. Изданный Александром Казимиром Бересневичем «Церковный указатель литургии и молитв», отпечатанный в вильнюсской университетской типографии Иосифа Завадского, представляет сведения из истории католической церкви XIX в. на территории Российской империи. В работе немецкого историка и юриста Ф. Бемера «Новые законы» разбираются проблемы законодательства, в том числе и российского, времен Екатерины II.
«Латинскую коллекцию» можно использовать и для изучения истории книжных форматов. Наибольшее количество томов выпускалось размером в четвертую часть листа; форматы в 8о и 12о листа были менее распространены. Причем различия и внутри формата довольно показательные: работа В. Смелли о повивальном искусстве, изданная в лист, высотой 49,1 см и шириной 36,5 см, значительно превосходит размерами знаменитое издание Т. де Бри об «Индиях», напечатанное также «in-folio», его высота составляет 31,5 см, а ширина – 22,2 см299.
Из 45 книжных блоков коллекции – шесть конволюты300, составленные либо издателями, либо прежними владельцами. Один конволют, названный владельцем «Dissertatio variae», включил в себя 18 рефератов, 16 из которых на латинском языке. Таким образом, в одном переплете были собраны различные по научной тематике статьи, изданные на территории Германии в течение всего XVIII в. Издатели прошлых веков не могли надеяться на большие прибыли с «непопулярного» языка, потребителями такой продукции могли быть только избранные слои общества, тем не менее, сначала как дань традиции, а затем и в интересах просвещенного читателя печатники использовали латинский язык в издательстве книг вплоть до XX в.
Книги на латыни поступали в Радищевский музей в разное время и из различных источников. Еще при жизни А. П. Боголюбова из Московского Публичного и Румянцевского музеев в 1892 г.301 библиотека Радищевского музея получила 14 изданий на латинском языке. Саратовская музейная секция ГубОНО302 в 1921 г., в числе прочего, передала в Радищевский музей 14 изданий на латыни. Среди этих изданий 13 ранее принадлежали библиотеке балаковского купца П. М. Мальцева и одно – 1-й мужской гимназии в Саратове. 11 изданий поступило от Губмузея303 в 1923 г. и ранее также принадлежало собранию П. М. Мальцева.
В заключение следует лишний раз отметить большую значимость коллекции книг на латыни – среди них самые старые издания книжного собрания Радищевского музея, начиная с палеотипов, а каждый экспонат – признанная библиографическая редкость. Вся коллекция представляет собой богатейший книговедческий, научный и краеведческий материал с прекрасными экспозиционными характеристиками.
Е. А. Дорогина
|
