Электронное оглавление
Eugene Linden
Apes, Men, and
Language
Illustrations by Madelaine
Gill Linden
Saturday review press/E. P. Dutton and Co., Inc. New York
1974
ЮДЖИН ЛИНДЕН
ОБЕЗЬЯНЫ,
ЧЕЛОВЕК
И ЯЗЫК
ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО
Е. П. КРЮКОВОЙ
ПОД РЕДАКЦИЕЙ
КАНД. БИОЛ. НАУК Е.Н. ПАНОВА
Издательство «Мир» Москва 1981
ББК 28.693.36
Л 59
Линден Ю.
Л 59 Обезьяны, человек и язык: Пер. с англ. Е. П. Крю-
ковой под ред. Е. Н. Панова.—М.: Мир, 1981.
272 с. с ил.
Американский популяризатор науки описывает один из наибо-
лее интересных экспериментов в современной этологии и лишви-
стике — преодоление извечного барьера в общении человека с
животными. Наряду с поразительными фактами обучения шимпанзе
знаково-понятийному языку глухонемых автор излагает взгляды
крупных лингвистов на природу языка и историю его развития.
Кнша рассчитана на широкий круг читателей, по особенно
она будет интересна специалистам, занимающимся проблемами
коммуникации и языка.
© 1974 by Eugene Linden
© Перевод на русский язык, «Мир», 1981
Ю. Линден
ОБЕЗЬЯНЫ, ЧЕЛОВЕК И ЯЗЫК
Научный редактор Р. В Дубровская. Мл. научный редактор Л. И. Леонова.
Художниц К. А. Сошинская. Художественннй редактор .Л.Е. Безрученков
Технический редактор 3. И. Резник. Корректор В. И. Киселева
ИБ № 2281
Сдано в набор 29.10 80. Подписано к печати 2 03.81.
Формат 60х90 1/16. Бумага типографская № 2. Гарнитура обыкновенная. Печать
высокая. Объем 8,50 бум. л. Усл. печ. л. 17,00, усл. кр.-отт. 17,95. Уч.-илд. л.
18,07. Изд. .N; 12/0886. Тираж 50 000 экз. Зап. 2197. Цена 90 коп.
ИЗДАТЕЛЬСТВО «МИР»
Москва, 1-й Рижский пер., 2.
Ордена Октябрьской Революции п ордена Трудового Красного Знамени Первая
Образцовая типография имени А А. Жданова Союзполиграфпрома при Государст-
венном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли»
Москва, М-54, Валовая, 28.
ПРЕДИСЛОВИЕ
РЕДАКТОРА ПЕРЕВОДА
Книга молодого американского журналиста Юджина Лин-
дена — произведение в высшей степени неординарное. Ядро
фабулы — история жизненного пути обезьяны, которая волею
своих воспитателей была введена в священный храм челове-
ческого языка и бесцеремонно расположилась в нем, игнорируя
всеобщее возмущение столь неслыханной дерзостью. После
первых опытов по обучению шимпанзе Уошо языку знаков
стремление воспитывать «говорящих» обезьян превратилось в
среде психологов в своеобразную научную моду. В результате
Дэвид Примак беседует с шимпанзе Сарой при помощи специаль-
ных пластиковых жетонов; Дьюэйн Румбо конструирует для
разговоров со своей воспитанницей Ланой специальный компью-
тер; Франсина Паттерсон общается с гориллой Коко на языке
глухонемых, но та понимает и устную речь. Вот далеко не пол-
ный перечень интригующих сюжетов для тех писателей и журна-
листов, кто настроен на эксплуатацию чисто внешней стороны
научных открытии и легко переводит эти открытия в категорию
шумных околонаучных сенсаций.
Юджин Линден, как мне кажется, счастливо избежал самой
возможности упрека в поверхностной развлекательности. Он
избрал совершенно иной путь, попытавшись всесторонне про-
анализировать значение «феномена Уошо» в рамках всей сис-
темы философских и научных представлений человека о себе
самом и о своем месте в мироздании. Поместив в центр своей
перспективы жестикулирующую обезьяну, Линден с каждым
шагом уходит от нее все дальше, рисуя нашему взшяду поисти-
не безграничную панораму многовековых усилий человечества
в сфере самопознания. В этом «вавилонском столпотворении»
идей, мнений, концепций, теорий и целых мировоззренческих
систем очевидное вчера оказывается неприемлемым сегодня;
давно забытое старое неожиданно возрождается в новом откро-
вении; мыслители, отталкивающиеся от принципиально раз-
личных предпосылок, с течением времени оказываются в еди-
ном дружественном лагере, тогда как вчерашние соратники не-
редко приходят в своих построениях к прямо противоположным
выводам.
Здесь читатель вправе задать вопрос: «А нужно ли в данном
случае все это? Есть ли необходимость при изложении резуль-
татов, казалось бы, частного научного исследования о поведе-
5
нии шимпанзе поминать всуе Аристотеля и Ветхий завет, Пла-
тона и Дарвина, Декарта и Галилея, Ньютона и Эйнштейна?
Не слишком ли ничтожен повод, чтобы беспокоить тени великих
мыслителей прошлого?» Все эти сомнения быстро рассеиваются,
когда мы проникаемся главной идеей автора: язык человека —
вот та демаркационная линия, которая, согласно воззрениям
нашей цивилизации, отделяет людей от животных. А если это
так, то обезьяна, способная освоить человеческий язык,— нон-
сенс, бросающий вызов тому, что Ю. Линден называет «плато-
новской парадигмой западной цивилизации». И здесь, как счи-
тает автор, мы уже не в состоянии обойтись одними лишь эмпи-
рическими доводами, к которым прибегают в своих сегодняш-
них спорах о феномене Уошо лингвисты и психологи, этологи и
бихевиористы. В этом случае, полагает он, необходима общая
перспектива формирования наших взглядов на сущность чело-
века и даже, возможно,— пересмотр самой основы этих
взглядов.
Именно в этом пункте позиция Ю. Лпндена, пусть даже им-
понирующая своей эмоциональной убежденностью, представ-
ляется мне наиболее спорной. Для обоснования своей точки
зрения автор привлекает продуктивную концепцию известного
американского ученого Томаса Куна о революционных сменах
парадигм в эволюции каждой науки. Парадигма — это господ-
ствующая на определенном этапе развития науки система ос-
новополагающих взглядов и общих стилей мышления. Работа-
ющему в рамках парадигмы рядовому исследователю трудно
выйти за ее границы, он, так сказать, находится в шорах при-
вычных представлений и к ним приспосабливает результаты
своей деятельности. Взяв идеи Куна, весьма полезные для пони-
мания развития науки, Ю. Линден автоматически и без необ-
ходимых оговорок переносит их в область эволюции челове-
ческой культуры в целом. Он полагает, что в представлениях о
себе самих и своей исключительности на Земле люди до сих пор
находятся в плену некой парадигмы, берущей начало от Аристо-
теля и Платона, хотя ее предпосылки можно найти в еще более
ранней истории западной цивилизации. По мнению Липдена,
один из основных пороков этой парадигмы состоит в чрезмер-
ном преувеличении значения языка как главного признака,
отличающего человека от животных. При попытках доказать
обратное автор не вполне последователен, поскольку он не
проводит четкой грани между «потенциально возможным» и
«реально существующим». После опытов с Уошо и другими
шимпанзе трудно отрицать, что эти наиболее близкие к чело-
веку приматы обладают высокоразвитой психикой и несомнен-
ными зачатками языкового поведения. Но от появления воз-
можности до ее реализации еще очень далеко. Недаром потре-
^ бовалось несколько миллионов лет, чтобы австралопитек, кото-
• рый по способности к изготовлению орудий был на две головы
выше шимпанзе, превратился в современного человека с его
6
уникальным, качественно новым инструментом познания и об-
щения, каковым является «язык» в строгом смысле этого слови.
В сокровищнице философских и научных представлений че-
ловечества поистине колоссальное место уделено роли языка в
становлении человека — единственного создателя материальной
и духовной культуры на Земле. Вот что говорил по этому поводу
в 1784 году известный немецкий философ и просветитель Ио-
ганн Готфрид Гердер: «Лишь язык превратил человека в чело-
века, чудовищный поток аффектов язык сдержал дамбами и
поставил им разумные памятники в словах...; лишь благодаря
языку стала возможна история человечества с передаваемыми
по наследству представлениями сердца и души. И теперь встают
перед моим взором герои Гомера, я слышу жалобы Осспана,
хотя тень певца и тени героев давно уже исчезли с лица земли...
Все, что думали мудрецы давних времен, что когда-либо измыс-
лил дух человеческий, доносит до меня язык. Благодаря языку
мыслящая душа моя связана с душою первого, а может быть, и
последнего человека на земле; короче говоря, язык — это пе-
чать нашего разума, благодаря которой разум обретает видимый
облик л передается из поколения в поколение» *.
Ю. Линден приводит обширную и многоплановую аргумен-
тацию той мысли, что успехи Уошо и других шимпанзе в освое-
нии языка знаков якобы должны заставить нас отказаться от
этого веками складывающегося представления о качественном
различии между языком человека и тем, что с недавнего времени
принято называть «языками животных». Он идет еще дальше,
утверждая, что наше представление о природе и языке челове-
ка — это оправдание производимого нами расхищения богатств
планеты. Здесь ход мысли автора таков: язык в рамках господ-
ствующей сегодня парадигмы — это ключевой признак челове-
ка как уникального явления в истории нашей планеты; язык не
только отделяет человека от всех прочих животных, но и фор-
мирует у него самоощущение своевластного хозяина Земли;
не в силах противиться этому искушению н не обладая этичес-
кими и моральными противоядиями, человек рассматривает
планету чисто утилитарно, как «кладовую ресурсов», создан-
ных исключительно для того, чтобы удовлетворять быстро и
непомерно растущие аппетиты человечества. В результате сов-
ременная цивилизация полностью порывает преемственные
связи с матерью-природой и влечет к гибели всех прочих оби-
тателей Земли, в том числе и наших ближайших родичей —
человекообразных обезьян. По логике автора, основным лекар-
ством против высокомерного, чисто потребительского отноше-
ния человека к природе должен явиться отказ от наших пред-
ставлений об уникальности человеческого языка.
* Гордер И. Г. Идеи к философии истории Человечества.— М.: Наука,
1977, с. 235-236.
1
Уязвимость этой позиции проистекает, на мой взгляд, преж-
де всего из неоправданного смешения научного, этического и
историко-экономического взглядов на сущность эволюции че-
ловечества и его взаимоотношений с природой. Уникальность
человеческого языка как основного инструмента мышления и
познания — научный факт, недооценивать который у нас нет
никаких оснований. Бережное отношение к природе, разумно
согласованное с реальными экономическими потребностями
развивающегося общества, должно основываться не на отказе
от представлений о языке как об исключительной способности
человека, а на максимальном использовании этого самого языка
в целях воспитания у людей уважения и любви к окружающему
их миру. Лппдеп прав в одном отношении: система взглядов,
называемых им «новой дарвиновской парадигмой», возвращает
современному человеку, почти полностью утратившему естест-
венные связи с природой, необходимое (в воспитательном смыс-
ле) ощущение глубокого родства с ней и преемственности всех
этапов органической жизни. Но, как мне кажется, чтобы про-
грессировать в этом направлении, дарвиновский взгляд на мир
отнюдь не требует отказа от представлений о качественном раз-
личии между человеком и его ближайшими родичами в мире
животных. Преемственность, основанная на общности эволю-
ционного происхождения, совершенно не отрицает качествен-
ных скачков в процессе видообразования. Рассматривая антро-
погенез и эволюцию языка как последовательное накопление
чисто количественных изменений, Линден противоречит од-
ному из важнейших принципов материалистической диалек-
тики, в соответствии с которым всякое развитие требует пере-
хода количественных изменений в качественные.
Надо сказать, что местами явная, а чаще скрытая между
строк убежденность автора в отсутствии качественной грани
между языком человека и способностью к символизации у шим-
панзе не находит и строгих фактических подтверждений. Сам
Линден пишет: «Гарднеры никогда не утверждали, что Уошо
способна делать все то, что делает владеющий языком человек;
правильнее сказать, они старались определить, существует ли
«перекрывапие», непрерывность, преемственность между ком-
муникацией у животных и человека». В одной из последних
статей супруги Гарднеры еще раз указывают на то, что знако-
вая сигнализация Уошо более всего сопоставима с неотработан-
пым, примитивным жестовым лепетом, который свойствен глу-
хонемому ребенку, едва начинающему осваивать язык знаков.
Более поздние исследования «говорящих» шимпанзе породили
в среде ученых дополнительный скептицизм в оценке языковых
способностей у их подопечных. Так, доктор Террас из Колум-
бийского университета следующим образом комментирует при-
чину первоначального оптимизма исследователей в отношении
языковых возможностей шимпанзе: «Беда в том,— говорит
он,— что смысл увиденного понят человеком, а он приписывает
8
эту способность обезьяне». Речь идет об интерпретации такого,
например, «высказывания» шимпанзе, как «вода птица». Если
наблюдатель хочет видеть здесь фразу «лебедь — водяная пти-
ца», то никто не может помешать ему в этом, по никто и не
в состоянии доказать, что обезьяна имела в виду именно это.
Сомнения Терраса разделяет и упоминавшийся мною Румбо из
Университета штата Джорджия. В свете сказанного можно
думать, что Линден несколько преувеличивает значимость
экспериментов с «говорящими» шимпанзе, рассматривая их
в качестве провозвестников грядущей «научной революции».
В связи с этим необходимо упомянуть еще об одном важном
источнике возможных недоразумений, которые сплошь и рядом
возникают при обсуждении темы о так называемых «языках»
животных и от которых, к сожалению, не вполне свободна кни-
га Ю. Линдена. Как указывал известный советский лингвпст
В. А. Звегинцев, язык человека выполняет две тесно связан-
ные, но не идентичные функции. Первая из них — мышление,
вторая — коммуникация. Соответственно «язык» в общем, жи-
тейском смысле включает в себя собственно «язык», который
есть не что иное, как система символического описания внеш-
него мира, и «речь», служащую для реализации языковых сим-
волов в акте общения. Это весьма принципиальное подразделе-
ние в той или иной степени подразумевается в главах 3, 4, 9,
10 и 11 этой книги, где говорится о сопряженной эволюции ин-
теллекта и человеческого языка, но почти полностью теряется
в главе 18, посвященной выступлениям участников симпозиума
Общества по изучению поведения животных. В интервью, взя-
тых у П. Марлера и X. Сарлза, автор книги попадает в ловушку
самых поверхностных аналогий между языком человека и
«языками» животных. Подчеркивая чисто внешнее сходство
некоторых черт коммуникации у человека и общения у живот-
ных, Линден совершенно уходит от вопроса об основной, самой
принципиальной особенности речи, суть которой в том, что она
есть внешняя проекция особых мыслительных возможностей и
процессов, свойственных исключительно человеку.
Перед нами весьма обычное заблуждение, в соответствии с
которым несомненные способности ближайшего родича чело-
века — шимпанзе к элементарному языковому поведению рас-
сматриваются уже не только и не столько в качестве доказа-
тельства исключительных возможностей психики антропоидов,
сколько для подтверждения никак не вытекающей отсюда мыс-
ли о реальности существования языков, в чем-то подобных
человеческому, у животных, не родственных антропоидам и
человеку (например, у дельфинов). Вот главный порок, сголь
характерный для многих попыток сопоставления языка челове-
ка и «языков» животных, когда такие попытки предпринимают-
ся не биологами. При этом, как писал В. А. Звегинцев в книге
«Теоретическая и прикладная лингвистика» (М.: Просвещение,
1968, с. 175), «...«языки» животных обычно выступают хаоти-
9
чески сваленными в одну кучу. Это молчаливо предполагает,
что они не могут иметь качественных различий между собой и
при противопоставлении человеческому языку выступают как
однородная масса».
Хотя Ю. Линден и упоминает о разнообразии способов об-
щения у пчел, рыб, птиц и млекопитающих, эта мысль, как
мне кажется, недостаточно развита в дальнейшем — в част-
ности там, где автор, аппелируя к успехам Уошо, стремится
«реабилитировать» умственные способности животных вообще,
а не только человекообразных обезьян.
Все сказанное, разумеется, ни в коей мере не перечеркивает
того научного интереса, который вызывают у биологов, психо-
логов и лингвистов опыты Гарднеров, Футса, Примака и дру-
гих исследователей, обучающих шимпанзе языку знаков. По-
добные эксперименты окончательно утверждают нас в мысли,
что шимпанзе обладают несомненной способностью к символи-
зации внешнего мира, то есть именно тем качеством, которое
лежит в самой основе человеческого языка. Эта способность
сегодня может быть значительно развита у шимпанзе за счет
длительного и кропотливого обучения их человеком. Та же
способность, претерпевая многообразные количественные и ка-
чественные преобразования за миллионы лет эволюции и антро-
погенеза, послужила фундаментом становления языка человека.
О том, как именно это могло произойти, читатель узнает из тех
глав книги, в которых Ю. Линден рассматривает различные
гипотезы возникновения человеческого языка.
Спорность трактовок — вещь неизбежная при обсуждении
столь сложной а интригующей темы, как эволюция человече-
ского языка и интеллекта в их связи с эволюцией поведения дру-
гих обитателей нашей планеты. В этой «горячей точке» столк-
новения и взаимопроникновения гуманитарных и естественных
наук не место мирному согласию и самоуспокоенности ученых.
Заслуга Ю. Линдена не только в том, что он попытался разоб-
раться в многообразии подходов и точек зрения по основным
вопросам сущности языка и его преобразований в ходе антро-
погенеза и индивидуального развития личности. Писательский
и журналистский талант автора позволил ему нарисовать яр-
кую и живую картину той обстановки научных споров н накала
страстей, которую вызвала шимпанзе по кличке Уошо. Трудно
не согласиться с автором в том, что феномен Уошо — явление
сложное и противоречивое. Неудивительно поэтому, что книга
Ю. Линдена не относится к числу чисто развлекательных про-
изведений, легко доступных для восприятия. Она заставляет
читателя учиться и думать — и в этом ее основное и неоспори-
мое достоинство.
Е. Панов
Моим родителям,
ВВЕДЕНИЕ
В апреле 1967 года малыш попросил своих приемных роди-
телей «дать вкусненького», и это событие вызвало легкое вол-
нение на поверхности наук о поведении — волнение, которое
вскоре перешло в сокрушительное землетрясение. Событие
это было эпохальным потому, что малышом была молодая сам-
ка шимпанзе и просьбу свою она выразила на человеческом
языке. Впоследствии эта шимпанзе, по кличке Уошо, вела все
более сложные беседы со множеством людей, в том числе и с
автором данной книги. Тому же языку позднее были обучены
еще несколько шимпанзе, и некоторые из них начали исполь-
зовать его для общения между собой. Цель этой книги — опи-
сать достигнутые к настоящему времени успехи шимпанзе в
освоении языка, а также попытаться осмыслить эти достижения.
Характер самих проблем требует особо внимательного под-
хода к ним. Обсуждение проблем языка и мышления в связи с
противопоставлением говорящего и думающего человека немым
и бездумным животным было и остается весьма популярной те-
мой: у каждого есть что сказать по этому поводу. Общение как
таковое является предметом изучения ошеломляющего числа
научных дисциплин, исследующих проблемы языка и общения
жизвотных со столь же ошеломляющего числа различных пози-
ций; лишь немногие из этих дисциплин сходятся друг с другом
в определении того, что есть язык. Рассматривать поведение
Уошо и ее язык с позиций какой-либо конкретной дисциплины
означало бы создать ложное впечатление о существовании еди-
ной точки зрения на природу языка, равно как и единственно
истинной позиции, с которой следовало бы оценивать значение
диалога между человеком и шимпанзе. До «пришествия Уошо»
все были согласны относительно языка лишь в одном: у чело-
века язык есть, а у животных его нет.
Эта книга построена не в форме нагромождения различных
взглядов на природу языка; мы рассмотрим вавилонское стол-
потворение различных точек зрения в новой перспективе, от-
крытой перед нами действиями шимпанзе. Разбираясь в раз-
личных гипотезах относительно языка, мы познакомимся с
тем, как выглядят эти гипотезы в свете достижений Уошо и ее
собратьев. Мы последуем за Уошо в храм языка, проследим,
как она робко входит в область наук о поведении, осторожно
переступая на цыпочках, пока иные из неверующих не восклик-
нут: «Невероятно, но факт!», что даст нам возможность обсу-
дить некоторые важные аспекты сущности языка. В каком-то
смысле Уошо. пользуясь языком, прибегает одновременно к не-
11
скольким разным способам проникнуть в этот храм, другими
словами, продолжая нашу метафору, ее походка остается не-
изменной, меняется лишь обувь на ногах. Соответственно на
протяжении всей книги на свет будут последовательно извле-
каться различные признаки языка, важные для понимания по-
ведения Уошо. Их рассмотрение по мере развития наших пред-
ставлений будет углубляться, а это в свою очередь позволит
шире развернуть картину использования обезьяной челове-
ческого языка.
В первой части книги, в главах 1—4, автор рассказывает
об Уошо и той сенсации, которую она при своем появлении про-
извела в мире науки. В главах 5—10 описываются дом, где
сейчас живут Уошо и ее коллеги — люди и шимпанзе, и дерз-
кий эксперимент, цель которого — помочь обитателям колонии
шимпанзе научиться использовать человеческий язык в по-
вседневном общении между собой. В главе 11 предпринята по-
пытка подчеркнуть определенные аспекты поведения, затро-
нутые в предыдущих главах, чтобы вопреки традиционным пред-
ставлениям уяснить себе некоторые недвусмысленные различия
между человеком и шимпанзе. В главах 12 и 13 обсуждаются
перспективы тех работ, которые были начаты с Уошо, и состоя-
ние предпринятых одновременно с ними исследований совер-
шенно иного направления, но также связанных с попытками
установить общение с шимпанзе. В главе 14 рассматриваются
общекультурные аспекты возможностей, которые дает человеку
способность «разговаривать» с животными.
Во второй части книги главы 15—20 посвящены описанию
событий, послуживших причиной появления Уошо на сцене,
и тем изменениям, которые принесло в мир науки и повсед-
невную жизнь человека овладение ею языком знаков. Я закон-
чу книгу попыткой описать истоки и природу давнего мира
идей, для которого феномен Уошо явился неожиданностью, в
сравнении с другой, еще только рождающейся системой пред-
ставлений, где ее дебют оказался вполне оправданным.
|
