2.2.Основные факторы разрыва плановой и практической рациональности
Культурная обусловленность
Для начала я хочу попробовать привести возможные причины столкновения «старой» и «новой» социальных конфигураций при помощи сравнения механизмов их образования. Социальные отношения среди жителей Памира складывались веками: одна схема социального устройства сменялась другой,241 в результате чего происходил отбор наиболее рабочих схем, накапливалось знание: местное население стало похожим на библиотеку, которая хранит в себе опыты многих экспериментаторов, живших именно в этом контексте.242 Помощь другим даже в ущерб себе, тесные соседские связи – эти механизмы возникли не спонтанно, а сложились под давлением множественных внешних условий: сурового климата, набегов кочевников, географического расположения региона, плодородности почв. Поэтому крайне индивидуализированный концепт «помоги себе сам» является попросту инородным для этой культуры.
Руфь Джежде и Рюдигер Корфф во время своих исследований в Южной Азии заметили, что значение социальных практик и понятий привязано к определенным смысловым сетями и обусловлено социальным контекстом, в котором эта сеть функционирует. Любая попытка «экспортировать» понятие или практику приведет к тому, что в новом контексте она обретёт новый смысл.243 Индивидуализм как одна из ценностей, заложенных в проект Ага Хана, экспортировался скорее случайно, чем намеренно, так как перевод на рельсы рыночной экономики тесно связан с этим понятием. Примерная логика проекта: чем быстрее местное население получает новое знание, тем быстрее становится инициативным, в результате активнее участвует в экономической жизни, для того, чтобы улучшить свое экономическое положение, вследствие чего ускоряется экономический рост. На мой взгляд, на Памире индивидуальные ценности под влиянием традиций трансформировались в помощь не только себе, но своему и ближайшему окружению, «клану»: жители ГБАО, получившие работу в Фонде, помогают своим родственникам. Иными словами, ввиду искажения представлений об «индивидуальном», проявление инициативы слоями населения, не имеющих покровителей, затруднено. В результате ограничивается доступ в структуру для «чужих» и декларированная в документах «прозрачность» проекта превращается в «черный ящик».
По мнению Джеймса Скотта, автора книги «Благими намерениями государства», капитализм (рыночная экономика) на самом деле представляет собой «средство гомогенизации, усреднения, схематизации и решительного упрощения» 244 и неизбежно ведет к разрушению «единства существовавших ранее сообществ». 245 Я не совсем согласна с термином разрушение, поскольку локальные практики формировались на протяжении длительного периода времени и успели укорениться, поэтому их не так легко вытеснить «схематичным авторитарным решением о социальном порядке».246 Более того, именно придание нового смысла «экспортируемым» понятиям приводит к элементу непредсказуемости, когда речь заходит о результате проекта. Например, участники Общинных Сберегательных Групп овладели всеми правилами и принципами этой формы микрофинансирования, однако при этом неспособны осуществлять собрания в соответствии с заложенными в них принципами. Так, они ведут беседы и опаздывают, за что по правилам должны платить штраф, но по факту никаких санкций к нарушителям не применяется. Если попытаться интерпретировать происходящее в терминах разрыва между теорией и практикой, то можно сказать, что возможной причиной отрыва понятий от контекста и придание им нового смысла является следствием существования персонала, который разрабатывает проект и персонала, который внедряет его. Дело в том, что разработчик вкладывает в понятия программ по развитию один смысл, полевой специалист, передающий знание населению, вносит в него свою интерпретацию, в результате чего возникает эффект «испорченного телефона». Скотт приводит такому эффекту следующее объяснение: «знание того, как применять их [принципы выполнения деятельности], не дается в их содержании». 247 Отчасти это замечание справедливо, особенно принимая во внимание стратегию организации Ага Хана по вовлечению в проекты как можно большего числа жителей ГБАО, которая подразумевает многоуровневость состава персонала.
Подытоживая все вышесказанное, можно сделать вывод о том, что усвоение нового «знания», которое в идеале должно способствовать развитию региона, сталкивается с рядом препятствий. Во-первых, это уже существующий порядок социальных практик, исторически сложившийся в ГБАО, который диктует адаптацию «экспортированных» понятий в соответствии с традиционными ценностями. Во-вторых, это отсутствие знания «того, как и когда применять практические правила в конкретной ситуации», которое возникает вследствие многоуровневости персонала, сложности системы разработки и внедрения проектов248.
Особенности научного планирования
В «Благими намерениями государства» Скотт связывает неудачу в осуществлении проектов по улучшению условий человеческого существования с особенностями разработки этих проектов. Американский антрополог выделяет четыре основных фактора, неизбежно ведущих к усугублению последствий провала проекта. Среди них: 1) – «административное рвение, стремящееся привести в порядок природу и общество»249, 2) - идеология высокого модернизма, 3) - авторитарный тип правления, 4) – «обессиленное гражданское общество».250 Ключевым фактором для Скотта является идеология высокого модернизма, которую антрополог определяет следующим образом: «Это наиболее мощная, можно даже сказать, чрезмерно мускулистая версия веры в научно-технический прогресс, расширение производства, возрастающее удовлетворение человеческих потребностей, господство над природой (включая и человеческую), и, главное, в рациональность проекта социального порядка, выведенного из научного понимания естественных законов».251 Мне кажется уместным проведение аналогии с проектами Фонда Ага Хана, которые несут в себе черты модернизма, обличенные в новые формы. Разработчики проекта, как показал дискурс-анализ, определенно верят в то, что проект, разработанный в соответствии с научным знанием, полученным на Западе, будет способствовать улучшению жизни населения ГБАО. Правда, его отличает не столько вера в научно-технический прогресс, сколько вера в качественное образование. Из оппозиций, выделенных в результате дискурс-анализа публикаций организации Ага Хана (Экономически развитые страны Первого мира – отсталые страны Третьего мира; Прогрессивное научное западное знание – потерявшее актуальность знание жителей ГБАО; и так далее), видно, что представление Фонда о своих действиях в Таджикистане очень похоже на борьбу «между прогрессом и мракобесием, рациональностью и суеверием, наукой и религией».252 Действительно, если научное знание рационально, воплощает в себе величайшие достижения человеческого разума, почему бы не организовать жизнь в развивающейся стране согласно его правилам?
Однако, как я надеюсь, мне удалось показать, что эта схема даёт сбои на практике: гостевой дом в Бардара только на бумаге соответствует стандарту, а доступ к высшему образованию по-прежнему затруднен для менее привилегированных слоев населения Бадахшана, участники ОСГ проводят собрания по своим модифицированным правилам. Почему плановая рациональность, являющаяся воплощением научной рациональности, не работает? Цитируя Джеймса Скотта, можно сказать: потому что принципы, по которым создавались программы, «не были ни научными, ни рациональными в любом из значащих смыслов этих определений».253
Научное знание базируется на принципе эксперимента: отборе одной или двух величин для проверки гипотезы и наблюдения при условии, что остальные остаются неизменными.254 Поскольку создатели проектов развития не только не ограничивают число изменяемых переменных, но и создают новые (например, внедряя западные практики проведения тренингов, и т.п.) наука теряет свои основные характеристики – эксперимент больше не является валидным. Иными словами, порой трудно сделать однозначные выводы по результатам работы какой-либо программы Фонда, поскольку оказываемый ей эффект может накладываться на эффект, производимый другой программой. Кроме того, при планировании программ по развитию, разработчики, многие из которых никогда не были в Таджикистане и лишь читали о нём, вынуждены допускать упрощения той реальности, которую они должны «развивать».
Во-первых, они оперируют в своих теоретических построениях статистическими показателями (доход на душу населения, и т.п.), которые лишь условно отражают реальное экономическое положение крайне неоднородного местного населения. Во-вторых, при создании проектов используются целевые показатели, также, как и в первом случае, представленные статистикой, но с иной целью: чтобы привлечь доноров, необходимо показать им, какие результаты будут достигнуты в будущем. Например, какое количество тренингов по эффективному ведению хозяйства будет проведено. Даже если в регионе сошел селевой поток и местному населению негде жить – тренинги должны быть проведены. В данном случае можно говорить об отсутствии взаимосвязи между политическими функциями проектов и его организационной логикой. К примеру, репрезентация проекта для доноров и пути вовлечения местного населения в программу тренингов имеют мало общего. В-третьих, одни и те же программы по развитию Ага Хана зачастую осуществляются сразу в Африке и Азии, причем никак не адаптируются под нужды местного населения. Яркий пример – использование паспорта ОСГ, в котором взнос помечается «стрелочкой», чтобы даже неграмотному человеку было видно, сколько ставок он сделал. Возможно, такая система актуальна для Африки, но не для Горно-Бадахшанской Автономной Области Республики Таджикистан, где уровень грамотности составляет более 95%.
Скотт считает, что упрощения приводят к краху проектов, так как приводит к бедности «социальных связей в искусственно созданных сообществах».255 Он считал, что всё запланированное очень скудно, так как «запланировать чего-нибудь большего, чем несколько схематических аспектов той неисчерпаемо сложной деятельности, которая характеризует «плотные» города и деревни»256 невозможно, это слишком сложная задача для человеческого восприятия.
Еще одним важным аспектом научного планирования Фонда является так называемая рациональность. Дело в том, что авторы, исходя из системы ценностей, сформировавшейся на Западе, в своих проектах стараются перенести ее в контекст ГБАО. Например, рациональным в Европе или США является переселение в более благополучный район, получение необходимых навыков для повышения и так далее. Однако авторы проектов не учли, что у памирцев другие представления о рациональном Например, памирец не захочет переезжать из своего неблагополучного района, потому что верит: «это мой дом, моя земля ».257
Принимая во внимание вышеуказанные особенности, Джеймс Скотт предполагает появление в ходе реализации проекта неформальной действительности – «темного двойника»258, который позволит реализовывать все функции, которые так или иначе не предусмотрены проектом. В качестве примера можно вспомнить практику одновременного участия в двух ОСГ, которое запрещено правилами, но приносит доход. Или кражу ящика для ОСГ, которая позволила злоумышленнику быстро и эффективно получить деньги.
Подводя итог, можно сказать, что особенностью научного планирования проектов развития является вера в возможность трансформации реальности посредством внедрения практик, спроектированных при помощи намеренных упрощений и западного знания о мире. Разработанный и спланированный порядок в таких случаях носит схематичный характер, так как он не принимает во внимание существенные черты функционирующей реальности развивающегося общества, именно поэтому планируемая рациональность никогда не будет осуществляться так, как она существует на бумаге.
|