5. Вмешательство вотчинной и государственной властей в семейную жизнь крепостных крестьян, не связанное с задачами сохранения большой семьи как тяглой единицы.
Необходимо, однако, иметь в виду, что не всегда владельческое вмешательство в семейно-брачные отношения крепостных, пусть и несколько деспотичное по своим проявлениям, было продиктовано лишь очевидной необходимостью сохранения крестьянских семей как экономически устойчивых тягловых единиц. В период кризиса феодальных отношений оно могло принимать форму самого грубого произвола, фактически сближая положение крепостных со статусом рабов.
Такое отношение светских землевладельцев к их подданным не имеет ничего общего с мероприятиями вотчинного патронирования, поскольку главным принципом последнего было обеспечение господских интересов путем рациональной заботы о сохранении хозяйственной исправности крестьян. Волюнтаристская политика владельцев «крещеной собственности» не приносила пользы государству, членам сельских общин и даже ее инициаторам могла дать материальную выгоду лишь на очень краткий срок с последующим непременным ухудшением экономического положения отягощенных чрезмерным окладом крестьян. Тем не менее законодательство верховной власти оказалось неспособным устранить угрозу перерастания вотчинной власти помещиков в режим откровенного произвола. Более того, часть актов фактически легитимировала этот процесс.
Так, в коллекции документов делопроизводства кн. Гагариных сохранилось свидетельство об устроенном, очевидно, с санкции помещика новом браке солдатки после призыва первого супруга в армию и расторжении его вследствие возвращения первого мужа. Сведения о взаимодействии в рамках этой коллизии государственной и вотчинной власти, а также о судьбах вовлеченных в нее лиц предоставляет решение Борисоглебского уездного суда от 31 октября 1804 г.1
К сожалению, в деле не сохранилось сведений о дальнейшей судьбе второго мужа солдатки, как и о возможном стремлении кн. Гагариных или их доверенных лиц как-то повлиять на ход судебного разбирательства. По-видимому, сходные случаи в истории русской крепостной деревни были не столь уж редкими. Некоторые помещики в наставлениях своим приказчикам даже посвящали вопросам их предупреждения специальные разделы. Так, Инструкция гр. П. Б. Шереметева управляющему его Муромского имения с. Карачарова требовала «воспретить крестьянам жениться на солдатках без точной справы (т. е. справки, известия-Дм. Б.) о смерти первых их мужей, которые в солдатстве. А ежели ль ис крестьян кто женится на солдатке, не осведомясь подлинно о смерти первого ее мужа, таковых по следствию, буде от живого мужа возьмут, и с теми солдатками, которые за них выдут, отдавать к суду духовного правления, где надлежит»2. Вероятно, главным мотивом для проведения вотчинником в жизнь такого решения было нежелание терять на законном основании своих крепостных в случае жалоб первого мужа. А также, может быть, боязнь недовольства и волнений среди сдаваемых в рекруты женатых мужчин, если бы практика скорого вступления солдаток в новый брак получила известное распространение.
6. Взаимосвязанность экономических и социальных механизмов сохранения большой патриархальной семьи.
На основании всего вышесказанного представляется возможным сделать несколько наблюдений обобщающего характера.
Вызревание капиталистического уклада в недрах феодального общественного строя сопровождалось развитием связей помещичьего хозяйства с рынком и стремлением вотчинников к увеличению доходности своих имений. В природных условиях зоны рискованного земледелия, занимающей значительную часть Европейской России, это увеличение могло быть достигнуто только за счет крупных вложений в аграрное производство труда и капитала в самом широком смысле этих слов. Поскольку денег у помещиков чаще всего не хватало, оставался единственный путь – усиление эксплуатации крепостного крестьянства. Оно осуществлялось не только благодаря прогрессирующему росту оброчного оклада и расширению барской запашки. Тем же целям служила концентрация рабочей силы. Она была выше там, где требовалось систематическое применение крестьянского труда на собственной и господской запашке. Такие условия существовали в селениях, бывших центрами вотчин и в тех, которые располагались вблизи водных или гужевых путей сообщения. Поэтому в составе крестьянских семей в таких местах совместно проживал широкий круг родственников, свойственников и, иногда, приемышей. Дворохозяйства периферийных селений были населены менее многолюдными семьями. С точки зрения несения вытного тягла (оклада) в пользу фиска и помещика большая крепостная семья представляла собой «осмак», из которого пары работников в идеале могли одновременно направляться на господское пашенное и непашенное изделье, для работы на собственном наделе и на промыслы, где зарабатывались деньги для уплаты подушной подати и разных казенных, владельческих и мирских сборов, на нужды собственного хозяйства. Наконец, те, кто не мог исполнять трудной работы, оставались дома для присмотра за маленькими детьми и домашних трудов. Выключение из трудовой жизни «осмака» даже одного работника увеличивало нагрузку на всех остальных. Поэтому разделение такой семьи сопровождалось почти неизбежным обеднением образующихся малых семей вследствие уменьшения количества рабочей силы и разрушения инфраструктуры единого большого дворохозяйства для наделения их средствами производства. Помещики знали о рассмотренной закономерности и препятствовали семейным разделам в среде крепостных, искусственно сохраняя большую патриархальную семью как форму социальной жизни членов сельской общины. Поскольку доходы вотчинников слагались из плодов производительной деятельности их крестьян, сокращение числа последних требовало компенсации. Например, если крестьянки выходили замуж за посторонних вотчине женихов, такая компенсация имела вид уплаты «выводных денег» или приобретения крестьянами невест со стороны. Частным случаем такого приобретения выступал обмен принадлежавших разным владельцам крепостных селений брачными партнерами. Приходское духовенство, как и крепостные, чересполосно пользовалось пахотной землей, которая принадлежала помещику. Поэтому на браки девушек из этой среды с посторонними женихами также требовалось разрешение помещика, получаемое на тех же условиях.
Кроме того, землевладельцы всячески стремились увеличить число тягловых крестьян, для чего взыскивали штрафы с крестьянской молодежи, которая по достижении брачного возраста не образовывала семейных пар. Тяжесть этих платежей приходилась нередко на большаков. Они препятствовали бракам своих домочадцев, чтобы те не были поверстаны во владельческий оклад, а работали бы в хозяйстве родителей и обеспечивали бы самим фактом своего проживания в доме законную возможность пользования полагающимися на их долю пахотными и сенокосными угодьями. Помещики боролись с этим явлением не только с помощью штрафов или увеличения подушного оклада с нетяглых юношей, но и путем непосредственного верстания холостой молодежи обоего пола во владельческое тягло. Поскольку тягло представляло собой пару разнополых работников, вотчинники прибегали к угрозам устройства принудительных браков и иногда выполняли их. Необходимо отметить, что инициаторами господского вмешательства в семейную жизнь членов общины нередко выступали и сами крестьяне, как молодые люди, так и неудачно сватавшие для них невест большаки.
В то же время ряд элементов общинной традиции устройства семейной жизни крестьян, как, скажем, «кладка», напоминающая архаическое вено, осуществление сговора между отцами жениха и невесты до получения согласия на брак вотчинника, вступление крестьянских детей в брак в весьма юном возрасте, самовольное разделение большой семьи на особые дворы, иногда неверная, на взгляд вотчинника1, разверстка тягол мирским сходом и т. д., по разным причинам мешали помещику получать доход со своей «крещеной собственности».
Поэтому землевладельцы, опираясь на вотчинную администрацию, при помощи системы прямых запретов или установления штрафов пресекали проявления этой традиции, заменяя ее собственными приказаниями.
|
