§ 4. Результаты реального толкования
Результатом словесного толкования является словесный смысл нормы, который может оказаться ясным или неясен. Если он ясен, реальному толкованию предстоит проверить его правильность, т.е. исследовать, выражает ли он действительную мысль законодателя или же нет; если он неясен, задача реального толкования заключается в том, чтобы разъяснить его, опять-таки сообразно истинной воле законодателя.
Исход реального толкования не всегда одинаков. Если словесный смысл ясен, то реальное толкование либо: 1) подтверждает его, либо 2) хотя и не подтверждает прямо, то и не дает основания сомневаться в его правильности, либо 3) показывает, что он не соответствует действительному смыслу нормы.
Если же словесный смысл нормы неясен, то реальное толкование или 1) разъясняет его, или 2) оказывается бессильным разъяснить.
Кроме того, при реальном толковании норм могут обнаружиться 1) пробел в праве или 2) непримиримое противоречие между содержанием толкуемой нормы и других норм.
Рассмотрим поочередно каждый из этих семи случаев.
1. Реальное толкование вполне подтверждает ясный словесный смысл нормы. Это наиболее благоприятный и удачный исход, свидетельствующий о том, что слова нормы выражают с полной точностью действительную мысль законодателя. Само собою понятно, что тут никакого сомнения насчет смысла нормы не остается, и что она должна быть понимаема и применяема согласно своему единственно возможному смыслу.
2. Реальное толкование, прямо не подтверждая ясного словесного смысла нормы, в то же время не подрывает его правильности. Это бывает в тех случаях, когда средства, которыми пользуется реальное толкование, недостаточны для того, чтобы можно было вывести какое-либо положительное, достоверное заключение относительно истинного смысла нормы. При таких обстоятельствах не остается ничего другого, как признать ясный словесный смысл нормы правильным. В самом деле, законы составляются и редактируются очень тщательно. Следовательно, если их словесный смысл ясен, то отступать от него можно лишь тогда, когда, несомненно, доказано, что он не выражает истинной воли законодателя (in re dubia melius est verbis edicti servire).
3. Реальное толкование обнаруживает несоответствие словесного смысла нормы действительной мысли законодателя. Это несоответствие может быть количественным и качественным.
Количественное состоит в том, что внутренний смысл нормы шире или уже ее словесного смысла. Шире он тогда, когда законодатель употребил недостаточно общие выражения, не покрывающие его мысли вполне. Отдавая преимущество действительной мысли законодателя, мы распространяем силу закона на такие случаи, которые не обнимаются смыслом употребленных в нем слов. Этот прием обыкновенно называют распространительным толкованием (interpretation extensive).
Например, мы прибегаем к распространительному толкованию, когда относим нормы, говорящие о правах и обязанностях покупателей, продавцов, нанимателей, залогодержателей не только к мужчинам, как бы следовало делать сообразно буквальному смыслу этих норм, но и к женщинам, ибо законодатель, очевидно, имел в виду тех и других.
Наоборот, внутренний смысл может оказаться более узким, чем словесный. Это случается, когда законодатель употребил слишком общую форму выражения, заменив, напр., видовые понятия родовыми, вследствие чего его слова охватывают более обширный круг явлений, чем он в действительности желал. В таких случаях, придерживаясь внутреннего смысла нормы, мы суживаем ее буквальный смысл или, как принято говорить, подвергаем ее ограничительному толкованию (interpretation restrictive).
Пример. Ст.218, по своему буквальному смыслу, обнимает все сделки малолетних: "запрещается совершать какие бы то ни было крепости и акты от имени малолетнего, или написанные им признавать действительными и приводить в исполнение". Но цель этого закона - оградить интересы малолетних. Следовательно, действительная мысль законодателя состояла в том, чтобы признать недействительными только такие сделки, которые нарушают интересы малолетних. Суживая словесный смысл 218 ст. согласно мысли законодателя, мы подвергаем ее ограничительному толкованию.
Качественное несоответствие между словесным смыслом нормы и действительною мыслью законодателя заключается не в том, что действительной мысли законодателя дана слишком широкая или чересчур узкая формулировка, а в том, что слова законодателя выражают совершенно не ту мысль, какую он хотел выразить. Этого рода несоответствие является результатом описок, опечаток и редакционных промахов в подлинном тексте норм. Понимая норму в том смысле, какой она должна иметь согласно действительному намерению законодателя, мы подвергаем ее исправляющему, или изменяющему, толкованию (interpretation corrective, baronages).
Так, например, ст. 222 ч.1 Х т. говорит, что несовершеннолетний, вступивший в сделку "без согласия своего опекуна", не подвергается ответственности по этой сделке. Вопреки словесному смыслу этой статьи, реальное толкование ее в связи с предыдущими статьями, свидетельствует, что закон, говоря о согласии опекунов, имеет в виду на самом деле попечителей, потому что дополняют недостаточную дееспособность несовершеннолетних лиц попечители, - опекуны же совершенно заменяют подопечных и действуют вместо них.
4. Реальное толкование устраняет неясность словесного смысла нормы. В этом состоит так называемое изъяснительное толкование (interhretatio declarativa). Обнаруживая действительную мысль законодателя, оно, следуя ей, исправляет недостатки словесной формы закона: темноту, неточность, неполноту и двусмысленность. Примерами могут служить случаи, приведенные на стр. 79, 82, 83, 96 и сл.
Устраняя двусмысленность нормы, мы можем придать ее словам или обширный смысл, или узкий. В первом случае толкование именуется широким (interhretaatio lata), во втором - узким (int. strict). Этого деления толкования не следует смешивать с делением на распространительное и ограничительное. Давая нормам широкое или узкое толкование, мы просто избираем из двух ее словесных смыслов один, между тем, как, подвергая распространительному или ограничительному толкованию, мы выходим за пределы словесного смысла.
5. Реальное толкование оказалось бессильным устранить неясность словесного смысла нормы. Этот неблагоприятный результат показывает, что цель толкования не достигнута, и мысль законодателя не раскрыта.
6. Реальное толкование обнаруживает пробел, т.е. отсутствие в действующем праве нормы, которая относилась бы к данному виду отношений. В этом случае возникает необходимость восполнить пробел, о чем речь будет ниже.
7. При толковании одной нормы отыскивается другая, находящаяся с ней в противоречии. Это бывает тогда, когда, стараясь определить истинный смысл какой-либо нормы на основании ее логической связи с другими нормами, мы встречаем среди них такую, которая противоречит толкуемой.
Первая задача толкования состоит в том, чтобы попытаться примирить друг друга исключающая нормы. Так как законы обдумываются и составляются тщательно, то при толковании их нужно исходить из предположения, что законодатель мыслит последовательно и не впадает в противоречие с самим собой (legislator non praesumitur sibi ipsi contraries). И, действительно, во многих случаях противоречия между нормами, на первый взгляд представляются совершенно непримиримыми, устраняются при помощи толкования. Такое примирение противоречий производится либо логическим (систематическим), либо историческим путем. Первый состоит или в том, что каждой из двух друг друга парализующих норм отмежевывается особая сфера действия, так что обе они сохраняют силу, нисколько не мешая друг другу, или в том, что одна получает значение общего правила, а другая - изъятия, исключающего присоединение общего правила в частном случае.
Так, например, по ст.386 т.Х ч.1 ("принадлежности населенных земель суть: состояния в них церковных и других строений" и т.д.), фабрики и заводы, в качестве строений, служат принадлежностью земель, а по ст.388, "принадлежности фабрик и заводов суть... земли". Это противоречие устраняется реальным толкованием, обнаруживающим, что первая статья относится к фабрикам и заводам, входящих в состав имений, а вторая - имеет в виду фабрики и заводы, как самостоятельные хозяйственные заведения, к которым приписаны земли.
Другой пример. Ст.397 т.Х ч.1 объявляет благоприобретенным "имущество, собственным трудом и промыслом нажитое", а по 399 ст. того же тома (п.3 и 4) имущество, купленное у родственников, и постройки, возведенные на родовой земле, считаются родовыми, хотя те и другие представляют собой "имущество, собственным трудом нажитое". В этом случае противоречие примиряется, если принять во внимание, что ст.397 выставляет общий принцип, из которого сделано в 399 ст. два исключения.
Исторический способ устранения противоречий состоит в предпочтении новых норм старым, согласно правилу: 1ех posterior derogate priori. Само собой разумеется, что этот способ применим только в тех случаях, когда противоречащие друг другу нормы изданы в разное время. Только тогда мы имеем право заключить, что, издавая новую норму, законодатель хотел отменить в целом или в части старую.
Пример. Ст.1243 т.Х ч.1 Свода законов гласит:
"Имение лица, в безвестном отсутствии находящегося, по надлежащем в том удостоверении, берется в казенный присмотр".
Между тем по 1453 ст. Устава гражданского судопроизводства окружной суд, признав факт безвестного отсутствия вероятным, назначает опекуна для защиты прав и охранения имущества безвестно отсутствующего лица. Как примирить это противоречие? Ввиду того, что Устав гражданского судопроизводства издан позже I ч. Х т., следует признать, что 1243 ст. 1 ч. Х т. отменена статьей 1453 Устава.
Решение гражданского кассационного департамента 80 N 200: "В случае неясности и противоречия в законах, на основании ст.9 Устава гражданского судопроизводства и ст.72 т.1 Основных законов, следует руководствоваться позднейшим законом".
Если ни логическим, ни историческим путем не удалось устранить противоречие между двумя нормами, то нужно отдать предпочтение той из них, относительно которой с большею вероятностью можно предположить, что именно в ней выражена истинная мысль законодателя. Основанием для такого предположения может служить либо то обстоятельство, что одна из норм более согласна с другими действующими нормами, либо то, что она помещена именно в том отделе законодательства, который специально относится к данному виду отношений.
Так, 537 и 538 ст. 1 ч. Х т. противоречат друг другу: по одной находчик чужой движимой вещи получает право пользования ей, по другой - право собственности. Но 537 ст. ("пользование движимым имуществом составляет также особое право, когда оно достанется кому-либо находкою") не находит подкрепления в других постановлениях действующего законодательства, не основана на исторических источниках и сопровождается ссылкой: "см. нижеследующие статьи", а в этих статьях (538 - 539) говорится совершенно иное, именно, что "находка обращается в право собственности, когда, по явки и публикации, не найдено будет хозяина". Вдобавок, ст.538 и 539 находятся в полном соответствии с историческими источниками и другими постановлениями действующего законодательства (напр., Устава о наказ., Налаг. мир. суд., Общ. губ. учр. и пр.). Ввиду всего этого ст.537 должна быть совершенно игнорируема и вопросы о находке разрушаемы на основании 538 и 539 статей.
Наконец, если две противоречащие друг другу нормы никоим образом не могут быть примирены между собой, и если нет достаточного основания для того, чтобы отдать преимущество одной из них, то не остается ничего иного, как признать их взаимно уничтожающими друг друга, т.е. не существующими, и поступать так, как будто их вовсе нет, т.е. как будто по тому вопросу, который ими разрешается противоположным образом, в действующем праве, имеется пробел. Этот вывод подтверждается 9 ст. Устава гражданского судопроизводства, которая, приравнивая противоречие в законах к недостатку закона, предписывает в обоих случаях применять один и тот же прием: руководствоваться "общим смыслом законов".
Обзор всех возможных исходов реального толкования показывает, что оно не всегда достигает цели и оказывается бессильным в двух случаях: 1) если, несмотря на применение всех средств реального толкования, словесный смысл нормы остается неясным, и 2) если обнаружился пробел в действующем праве или, все равно, такое противоречие между двумя нормами, вследствие которого обе они должны считаться несуществующими.
В обоих этих случаях задача толкования представляется невыполненной, и возникают вопросы, как устранить неясность и как восполнить пробел.
Глава VI. Устранение неясности
Неясность норм проявляется в разных формах и зависит от различных причин.
Во-первых, иногда норма не имеет разумного смысла, т.е. выраженная в ее словах мысль представляется непонятной. В таком случае мы имеем дело с темнотой, или неясностью в точном смысле слова.
Если норма по своему словесному смыслу абсолютно темна, и если реальному толкованию не удалось выяснить заключающейся в ней мысли, то такая норма, как совершенно непонятная, должна быть игнорируема и признаваема несуществующей. Этот случай, следовательно, аналогичен тому, когда между двумя нормами имеется полное и непримиримое противоречие.
Во-вторых, неясность может обусловливаться неполнотой нормы, выражающейся в том, что законодатель упустил из виду некоторые стороны предмета, о котором дал постановление. Примером могут служить 397 и 399 ст. 1 ч. Х т., которые, говоря, когда имущества считаются родовыми, а когда - благоприобретенными, упускают из виду целый ряд случаев, вследствие чего остается неясным, какими следует признавать имущества, доставшиеся по выделу в приданое, по давности владения и пр. Так как неполнота нормы представляет в сущности ничто иное, как частичный пробел в праве, то, если реальное толкование не успело устранить ее, следует поступать так же точно, как и в случае полного пробела.
В-третьих, неясность обусловливается иногда неточностью употребленных слов и выражений, благодаря чему предмет, о котором идет речь в норме, обозначается недостаточно определенно в качественном или количественном отношении.
Если неточность нормы не исправлена реальным толкованием, так что истинная мысль законодателя осталась неясной, то устранить это можно двояким образом: или прибавить к сомнительному выражению какое-либо определение, которое устранило бы его неточность, или, если это выражение допускает различные способы понимания, избрать один из них. В первом случае мы поступим с неточностью нормы так, как с неполнотой, во втором случае - как с двусмысленностью.
Примером неточности первого рода служить 317 ст. Учреждений судебных установлений: "О всяком противодействии судебному приставу во время исполнения им обязанностей, или нанесенном ему оскорблении, он составляет особый протокол за подписью свидетелей". А сколько нужно пригласить свидетелей, закон умалчивает. Это частичный пробел, который должен быть восполнен так же, как восполняются все вообще пробелы в нормах.
С другой стороны, в ст.445 Х т. 1 ч. ("хозяин дома может требовать, чтобы сосед не пристраивал поварни и печи к стене его дома...") неточность термина "хозяин" ведет к двусмысленности: остается неизвестным, понимал ли законодатель под "хозяином" только собственника или же и других владельцев: арендатора, пожизненного владельца, давностного владельца и т.д. Исправление неточности будет в данном случае устранением двусмысленности.
Остается, наконец, рассмотреть последнюю форму неясности - двусмысленность. Ее нельзя свести к какой-либо другой категории недостатков норм. Она имеет самостоятельное значение и требует особых приемов устранения.
Когда словесный смысл нормы допускает различные способы понимания, то возникает вопрос, какому из них нужно отдать преимущество? Несомненно тому, который наиболее вероятен, а наиболее вероятен тот, при котором норма наиболее соответствует общему образу мыслей и характеру своего автора. Каждое ведь литературное произведение должно быть понимаемо "в духе его автора". Но в применении к законодательным нормам это правило интерпретации принимает несколько иную форму. Дело в том, что юридические нормы действующего в любой стране права исходят не от одного и того же законодателя, а изданы разными законодателями в разное время. Притом законодательная власть часто принадлежит не одному лицу, а многим совместно (при конституционном строе). Можно ли с достоверностью определить образ мыслей и характер каждого законодателя или каждого носителя законодательной власти? Это затруднение было бы непреодолимо и заставило бы отказаться от толкования сомнительных норм "в духе их автора", если бы законодательные нормы не отличались от других литературных произведений одной существенной особенностью. Именно, все нормы действующего права, от какого бы законодателя они не исходили, имеют одинаковую юридическую силу, дополняя, разъясняя и изменяя друг друга, а потому образуют одно неразрывное целое. Соотношение действующих норм, справедливо говорит проф. Коркунов, "представляется далеко не тождественным с отношением, напр., памятников исторических и литературных. Совокупность исторических памятников, относящихся к определенной исторической эпохе, не составляет вовсе чего-либо целого. Каждый из них толкуется отдельно, и появление нового памятника не может изменить смысла прежде существовавших. Конечно, новые памятники могут помочь более правильному пониманию старых. Но смысл сам по себе от этого не меняется. Совокупность одновременно существующих юридических норм, напротив, представляет собой весь юридический порядок данного общества и, притом, так, что каждая норма имеет свою исключительную сферу применения: к одному и тому же предмету не может быть применяемо одновременно несколько норм. Поэтому совокупность юридических норм есть одно целое, составляет одну связную систему, и появление новой нормы всегда изменяет несколько смысл прежде существовавших норм, расширяя или ограничивая его".*(16) Ввиду такого соотношения между действующими нормами каждая из них должна быть толкуема в связи со всеми другими, а, следовательно, если она неясна, то ей нужно придать такой смысл, какой более соответствует смыслу всех прочих норм.
Таким образом, правило понимать литературные произведения в духе их автора должно быть видоизменено в применении к юридическим нормам и формулировано так: двусмысленные нормы следует понимать в смысле, наиболее соответствующем духу действующего права.
Устав гражданского судопроизводства санкционирует это правило в 9 статье:
"Все судебные установления обязаны решать дела по точному разуму действующих законов, а в случае их неполноты, неясности, недостатка или противоречия, основывать решение на общем смысле законов". Сходно: ст.12 Устава уголовного судопроизводства.
Общий смысл законов обнаруживается из всей совокупности постановлений законодательства и воплощается в основных принципах, которые в нем проводятся. Эти принципы иногда прямо высказываются законодателем в особых нормах. Так, например, в статье 109 т.Х ч.1 Свода законов выставлен принцип раздельности имущества супругов, в ст.11 Устава гражданского судопроизводства принцип двух инстанций и т.д.
Ст.109. Браком не составляется общего владения в имуществе супругов; каждый из них может иметь и вновь приобретать отдельную свою собственность.
Ст.11. Гражданские дела подлежат разрешению по существу в двух только судебных инстанциях.
Но кроме таких явных принципов, существуют скрытые, которые проводятся в правилах по частным вопросам и должны быть извлекаемы из этих правил посредством редукции и индукции.
"Под общим смыслом закона, - замечает проф. Гольмстен, - следует разуметь то общее начало, к которому может быть сведен сам закон как единичное его выражение, или которое может быть выведено из целого ряда законов: например, общий смысл закона, требующего, чтобы завещание было совершено в полном уме и твердой памяти, то, что юридический акт, совершенный при отсутствии сознательной воли, не может обладать силой; или общий смысл законов о неустойки тот, что неустойка есть денежная пеня, а не заранее определенное вознаграждение за убытки неисполнения и т.д."
См. реш. гр. деп. 80 N 182: "В случае неполноты, неясности, недостатка или противоречия законов, задача суда, применяющего 9 ст. Устава гражданского судопроизводства, заключается не только в открытии аналогических в каком-либо отношении случаев, положительно указанных в законе, но суд должен руководствоваться общим смыслом законов. Согласно с сим, при разрешении в 1871 г. (реш. N 532) вопроса о том, вправе ли третейский суд заказывать род доказательств, которыми должна подтвердиться спорная претензия при разбирательстве дела в судебном месте, Сенат признал необходимым обозреть и сопоставить существующие узаконения, так, с одной стороны, круг действия и пределы власти третейского суда, а с другой - права и обязанности общих судебных мест, рассматривающих подведомственные им дела. Равным образом, в решении 1875 г. N 1088, в котором возник вопрос о том, вправе ли кредитор, участвовавший в торгах признанных впоследствии несостоявшимися, оставить имение за собой по оценке, Сенат, не обращаясь к отдельным однородным случаям, нашел, что вопрос этот должен быть разрешен на основании общего смысла законов, относящихся до того случая, когда продажа не состоялась. Руководствуясь приведенными примерами и разделяя заключение палаты, что не имеется в виду положительного закона по вопросу о том, к какому периоду времени относится налагаемая по 994 ст. Уложения о наказаниях обязанность обеспечения ребенка женского пола, родившегося от незаконной связи матери его, Сенат считает необходимым обозреть узаконения, определяющие размер гражданской ответственности за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком".
Однако общий смысл, или дух, законодательства определяется не одними только положительными юридическими принципами, санкционированными им в отвлеченной форме или проведенными в частных случаях, но и теми идеалами, теми верховными тенденциями, осуществлению которых служат юридические нормы. Такими тенденциями, заслуживающими названия идеальных принципов в отличие от положительных, являются в законодательствах современных цивилизованных государств тенденции к справедливому, целесообразному и милостивому нормированию отношений между гражданами.
В самом деле, несомненно, что все законодатели при нормальных условиях стремятся или, по крайней мере, должны стремиться к созданию наиболее совершенных юридических норм. А для того, чтобы закон был признан совершенным, необходимо, прежде всего, чтобы он был справедлив, так как верховной, идеальной целью законодательства является осуществление справедливости. Далее, закон должен быть и целесообразен: проводя принципы справедливости, законодатель обязан избирать те меры, которые наиболее соответствуют условиям жизни и ведут к наилучшим практическим результатам. Наконец, закон не должен подвергать граждан излишним стеснением и строгостям.
Формальное право принимать эти принципы в расчет при толковании законов дает русским судам Указ 20 ноября 1864 г., которым сопровождалось издание Судебных уставов: "По вступлении на прародительский престол одним из первых Наших желаний, всенародно возвещенных в Манифесте 19 марта 1856 года, было: "правда и милость да царствуют в судах..." Рассмотрев сии проекты (Судебных уставов), Мы находим, что они вполне соответствуют желанию Нашему водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех". Имея в виду эти многознаменательные слова Царя-Освободителя, русские судьи обязаны стремиться к тому, чтобы их решения были правыми и равными для всех (т. е. справедливыми и сообразными с существом дел), а также милостивыми.
Итак, при толковании двусмысленных норм следует руководствоваться следующими правилами.
1. Двусмысленные нормы нужно понимать в смысле, наиболее соответствующем общему духу действующего права.
"При толковании законов надлежит принимать смысл естественнейший, ближайший к общему духу нашего законодательства, тот смысл, который, не подвергая несправедливому колебанию основанного на сем взгляде акта частного лица, не имеет последствием неправильное ограничение самостоятельности государства относительно актов, совершаемых и свидетельствуемых подлежащими его властями" (гражд. 68 N 355).
"Постоянно руководствуясь той мыслью, что при неполноте закона, когда ему может быть дано двоякое толкование, надлежит принимать смысл естественнейший, ближайший к общему духу нашего законодательства, - смысл, который служит к ограждению и укреплению права собственности, Сенат находит, что по общему духу и разуму наших цензурных законов право собственности издателя в современном издании, приобретенное в силу данного правительством разрешение может быть, с соблюдением цензурных правил, не только отчуждаемо самим издателем при жизни всеми дозволенными способами, но переходить к его наследникам по закону или по завещанию" (гражд. 68 N 552). См. реш. угол. деп. 68 N 145; общ. собр. 66 N 95.
2. Из двух одинаково возможных смыслов нормы следует отдавать предпочтение тому, при котором норма представляется более справедливой (in ommibus quidem, maxime tamen in jure, aequitas spectandf sit).
Поступая таким образом, мы основываемся на том предположении, что законодатель справедлив. "Открыв истинный смысл закона, - замечает Боровиковский, - судья, конечно, обязан подчиниться его велению, хотя бы даже оно представлялось судье несправедливым. Но если мысль закона остается для судьи все-таки неясною, не должен ли он рассуждать еще и так: я обязан предполагать, что закон желал в отношениях между гражданами справедливости, - обязан, следовательно, предположить, что если бы данный случай был прямо предусмотрен законом, то закон высказался бы справедливо".
|
