Правовое положение евреев в российской империи в конце XVIII начале XIX вв
|
Скачать 4.32 Mb.
|
|
Теоретическая и практическая значимость работы состоит в том, что содержащиеся в ней материалы, а также сделанные выводы могут быть использованы для преподавания курсов истории отечественного государства и права, истории России, а также междисциплинарных курсов, посвященных тем или иным аспектам теории и истории межнациональных взаимоотношений. Положения работы могут быть учтены при разработке нормативно-правовых актов, при формировании государственной политики по национальному вопросу. На защиту выносятся следующие положения:
Большинство исследователей сходится во мнении, что первые контакты восточных славян с евреями относятся к VIII веку, когда иудаизм стал государственной религией соседней Хазарии. В X-XII вв. в Киеве существовала еврейская община, упоминаются Жидовский квартал и Жидовские ворота23. Как и в других местах, на Руси евреи занимались торговлей и ростовщичеством (подразумевавшим в то время закабаление неисправных должников), и в силу этого стали объектом недовольства большинства населения: в ходе восстания 1113 года происходили еврейские погромы, и Владимир Мономах был вынужден изгнать евреев из Киева24. Впоследствии евреи периодически появлялись на территории русского государства (так, в летописях встречается похвала князю Андрею Боголюбскому за обращение в христианство многих булгар и евреев25), однако до XV века значительной роли в общественной жизни они, очевидно, не играли. Вновь въезд евреев в Россию был запрещен в 1524 году вследствие распространения еврейскими проповедниками т.н. ереси жидовствующих. Таким образом, в Московском государстве, в отличие от Древней Руси, отрицательное отношение к евреям объяснялось уже не экономическими, а религиозными причинами26. Об этом свидетельствуют и первые упоминания о евреях в российском законодательстве. Соборное уложение 1649 года устанавливает: «А буде кого бусурман какими-либо мерами, насильством либо обманом, русского человека к своей бусурманской вере принудит и по своей бусурманской вере обрежет, и сыщется про то допряма, и того бусурмана по сыску казнить, сжечь огнем без всякого милосердия» (ст. 24 гл. XXII). В 1669 году эта норма была подтверждена Новоуказными статьями, где говорилось уже не о «басурманах», а прямо о «жидовинах и агарянах» (ст. 109)27, а в 1730 году – «Наказом губернаторам и воеводам и их товарищам» (ст. 19)28. Для того, чтобы иноверцы не имели возможности «чинить душам христианским осквернение», в Соборном уложении также запрещалось христианам нести службу у «иноземцев некрещеных». В XVII веке евреи проникали в Россию, будучи взятыми в плен во время многочисленных войн с Речью Посполитой, а также по торговым делам. Вероятно, когда в 1654 году было разрешено «пропускать к Москве» из Смоленска «всяких некрещеных людей» (в том числе и «жидов»)29, речь шла именно о пленных. После этого они, очевидно, были отправлены в Калугу, а оттуда, по указу 1655 года, - в Нижний Новгород и в Казань30. При этом русское правительство предпринимало усилия к тому, чтобы склонить этих евреев к крещению. В Андрусовском перемирии содержится обязательство выдать «в сторону Его Королевского Величества» всех пленных и перебежчиков, в том числе «жидов тех, которые в веру русскую не крестились, всех, с женами, с детьми и с животами их»31. Однако если государство было вынуждено терпеть евреев-пленных, то по отношению к евреям-купцам позиция была более жесткой: в 1676 году было запрещено пускать их дальше Смоленска32, а в мирном договоре с Польшей, заключенном в 1678 году, после подтверждения права переезда торговых людей «по обе стороны» содержится оговорка – «кроме жидов»33. В 1727 году Верховный тайный совет приказал Сенату немедленно выслать из страны еврея Боруха Лейбова, которому были отданы на откуп таможенные и кабацкие сборы в Смоленском уезде34. Этот указ свидетельствует, с одной стороны, о том, что в начале XVIII века правительство по-прежнему не желало видеть на территории государства купцов-евреев, с другой – о том, что они все же пересекали границу и даже заключали крупные сделки. Однако несколькими месяцами позже 26 апреля 1727 года, был принят еще более радикальный акт: «жидов, как мужеска, так и женска пола, которые обретаются на Украине и в других российских городах, тех всех выслать вон из России немедленно и впредь их ни под какими образами в Россию не пускать, и того предостерегать во всех местах крепко»35. В 1728 году, однако, этот запрет был несколько смягчен – евреям было разрешено временно приезжать «для купеческого промысла» на ярмарки Малороссии36. Эта уступка, вероятно, означала признание той значительной роли, которую евреи играли в торговле всей Восточной Европы. Кроме того, исключение было сделано для купца Зунделя Гирша и его сыновей, которые по казенному подряду поставляли серебро для Монетного двора, - им Верховным тайным советом было особо разрешено продлить проживание в России37. В 1731 году Сенат со ссылкой на указ 1728 года подтвердил право евреев приезжать на ярмарки в Смоленск38, а в 1734 году именным указом им было разрешено вести на ярмарках не только оптовую, но и розничную торговлю39. В 1737 году в Синод поступила жалоба на то, что еврей Борух Лейбов (тот самый откупщик, который был выслан из страны десятью годами ранее) проживает под Смоленском, держит там синагогу и занимается «совращением в басурманство» христиан, причем одного из них – отставного флотского капитан-лейтенанта Алексея Возницына – уже «обрезал в жидовский закон». Это дело было передано в Тайную канцелярию, и по завершении расследования в 1738 году оба виновных – и Борух Лейбов, и Возницын – были публично сожжены. Это происшествие, по всей видимости, во многом повлияло на отношение властей к евреям. Во всяком случае, в 1742 году именным указом снова, как в 1727 году, было предписано «как из великороссийских, так и из малороссийских городов сел и деревень всех мужеска и женска пола жидов, какого бы кто звания и достоинства не был, со всем их имением немедленно выслать за границу и впредь оных ни под каким видом в нашу империю не впускать, разве кто из них захочет быть в христианской вере»40. В 1743 году Сенат представил доклад, в котором обосновывалось, что для казны было бы выгоднее вновь разрешить еврейским купцам приезжать на российские ярмарки, однако императрица не утвердила это предложение, наложив резолюцию: «От врагов Христовых не желаю иметь интересной прибыли». В начале своего правления Екатерина II продолжала такую же политику. Согласно воспоминаниям императрицы, вопрос о допущении евреев в Россию рассматривался в Сенате через несколько дней после ее вступления на престол; сама она присутствовала на этом заседании и собиралась уже высказать свое согласие, однако сенатор князь Одоевский указал ей на упомянутую резолюцию Елизаветы Петровны, и она, понимая, что ее мнение не будет поддержано, высказалась за то, чтобы отложить решение этого вопроса41. 4 декабря 1762 года, вероятно, по тем же политическим соображениям, был издан манифест, разрешавший водворение в России всем иностранцам, «кроме жидов»42. Впрочем, имеются сведения о том, что позже Екатерина II лично давала секретные распоряжения по привлечению еврейских колонистов из Германии и Франции без оглашения их национальности43. Однако на официальном уровне исключение было сделано в 1769 году только евреев из числа присланных из Турции военнопленных, которым было разрешено селиться в Новороссийской губернии44; вероятно, это разрешение объяснялось необходимостью колонизации Причерноморья, а также было некой половинчатой реакцией правительства на просьбы малороссийских дворян и гетмана допустить евреев на украинские ярмарки45. Таким образом, когда в 1772 году в результате первого раздела Речи Посполитой к России отошли земли, на которых проживало несколько десятков тысяч евреев, это означало коренное изменение политики государства, проводившейся на протяжении нескольких веков. Российские власти по объективным причинам не знали об образе жизни, внутреннем устройстве и претензиях еврейского населения, имели весьма ограниченный и односторонний опыт регулирования правового положения евреев. Все это нужно иметь в виду, объясняя тот факт, что до начала XIX века нормы, касающиеся статуса евреев, были часто отрывочными и непоследовательными.
В Польше, в отличие от России, со времен Средневековья существовала огромная, насчитывавшая к XVIII веку несколько сотен тысяч человек, еврейская община. При этом отношения общества и государства с этой общиной были осложнены целым рядом проблем как социокультурного, так и юридического характера. По мнению Л. Леванды, в Речи Посполитой преобладал «феодально-польский» взгляд на евреев, заключавшийся в том, что польские общество и государство не понимали необходимости учитывать сам факт наличия значительной еврейской диаспоры и, следовательно, с пренебрежением относились к его интересам46. Юридически это выражалось в том, что «вместо положительных законов для евреев существовали только привилегии, которые, как таковые, то им давались, то отнимались у них, так что евреи попеременно бывали то полноправными, то бесправными гражданами Речи Посполитой»47. Действительно, одной из основных черт правового положения польских евреев была фрагментарность и непоследовательность законодательства по этому вопросу. У государства отсутствовала единая программа в отношении еврейского населения, законы по еврейскому вопросу принимались либо ad hoc, либо под воздействием субъективных факторов. Характерен пример короля Стефана Батория, который в начале 1585 года подтвердил все привилегии, данные евреям в предыдущие правления, а два месяца спустя, удовлетворяя просьбу могилевских горожан, запретил евреям селиться в этом городе48. В особенности это касалось вопросов торговли вообще и шинкарства в особенности, поскольку в этих областях интересы евреев и христиан пересекались и, соответственно, евреи воспринимались как конкуренты. Соответственно, эти занятия то разрешались, то запрещались евреям, иногда на всей территории государства, иногда только в отдельных городах или областях. В условиях, когда не существовало ни единства правовой системы, ни идеи равенства перед законом, не было ничего ненормального в том, что государство регулировало жизнь части подданных посредством особых привилегий; плохо было только то, что предоставление этих привилегий осуществлялось непоследовательно49. Более того, исследователи приводят примеры ситуаций, когда взаимопротиворечащие акты о привилегиях действовали одновременно50. Вероятно, переменчивость политики по еврейскому вопросу в немалой степени предопределялась особенностями государственного строя Польши: выборные короли, осознавая зависимость своего положения, были вынуждены, во-первых, считаться с интересами местных элит, во-вторых, уделять наибольшее внимание урегулированию своих отношений с сеймом и проведению популистских мер; кроме того, отсутствовала династическая преемственность, которая в других государствах того времени могла выступать одной из предпосылок политической преемственности. Тем не менее, несмотря на такую неустойчивость правового статуса польских евреев, можно попытаться выделить его ключевые элементы. В 1453 году король Казимир Ягеллончик называл евреев «servi camerae regis» - «слуги королевской казны»51 (в Германии в тот же период использовалась практически аналогичная дефиниция – «Kammerknechte», «коронные крепостные»)52. В системе феодальных общественных отношений подчинение напрямую монарху означало не столько особое покровительство верховной власти – хотя евреи неоднократно получали от королей охранительные грамоты, гарантирующие им защиту от притеснений53, - сколько особый правовой статус, предполагавший нахождение вне той социально-административной системы, которая распространялась на нееврейское население54. Широкая автономия еврейских общин уходила корнями в магдебургское право (в XIV-XVI вв. последовательно вводимое во многих городах Литвы и Польши, в частности, в Вильно, Бресте, Гродно, Киеве, Полоцке, Минске, Могилеве55), которое вообще не распространялось на еврейское население, не признаваемое частью городских обществ56. Конституциями 1633 г. и 1661 г. была закреплена привилегия, выводившая евреев из-под юрисдикции городского суда и подчинявшая их суду воевод и старост – королевских чиновников57; эта привилегия была важна как символически, поскольку уравнивала евреев со шляхтичами, на которых также не распространялось магдебургское право, так и практически, поскольку королевские чиновники не имели причин для неприязни к евреям, в отличие от горожан, конкурировавших с евреями за источники дохода. Евреи имели особый, отличный от остальных подданных статус, на них не распространялось сословное деление, они не служили в армии (поскольку армия в Речи Посполитой представляла собой шляхетское ополчение). По данным, приводимым Ф. Чацким – главой финансовой комиссии, готовившей для польского сейма 1788 года проект реорганизации быта евреев, - известно, что, хотя более половины ремесленников в городах, не относившихся к Великой Польше, были евреями, никто из евреев-горожан не входил в цехи и ремесленные братства58; это объяснялось как борьбой за экономические ниши, так и формальными причинами - традиционные европейские ремесленные гильдии имели религиозный характер, в частности, членство в них было тесно связано с поклонением святому, считавшемуся покровителем определенного ремесла59. Более тщательные исследования этого вопроса показывают, что евреи иногда образовывали собственные цехи либо становились членами общих цехов, однако почти всегда вопреки активному сопротивлению цеховых ремесленников-христиан60. Хотя в отдельных литовских городах евреям разрешалось иметь свои собственные, отдельные от христиан цехи61, в т.ч. и по привилегиям от владельцев этих городов62, повсеместным явлением это, очевидно, не было. Для евреев устанавливался особый налог (тот fiscus judaicus, который в той или иной форме взимался в период Средневековья во всех европейских государствах, где евреи были терпимы, и был отменен только в эпоху наполеоновских завоеваний), заменявший все иные подати, взимаемые с христианского населения, кроме чрезвычайных налогов, назначаемых особыми решениями сеймов63; освобождение от регулярных податей взамен уплаты особого налога было закреплено решением Варшавского сейма 1661 года64. Исторически сумма подати для евреев устанавливалась огульно, т.е. в целом для всей еврейской общины Речи Посполитой. Однако с 1764 года, когда новый король Станислав Август Понятовский начал реформы, призванные централизовать управление слабеющим польским государством, огульная подать была заменена pogłównem, т.е. поголовным сбором65. Нужно, однако, иметь в виду, что при взимании этого личного налога все равно продолжал действовать принцип круговой поруки66. Эта мера фактически сводила на нет попытки польской администрации устранить руководство общин от контроля над финансами, который она получала, аккумулируя собранные с евреев средства перед передачей их в казну, однако существовавший на тот момент низкий уровень бюрократизации не позволял государству собирать подать с евреев напрямую, отказавшись от посредничества кагала как налогового агента. В дальнейшем аналогичные соображения заставят и российское правительство мириться с сохранением еврейской автономии вплоть до 1844 года. Самым же важным правом польских евреев было право самоуправления, которое осуществлялось через коллегию выборных представителей общин - кагал. Существование кагалов должно было восприниматься как ординарное явление, находившееся в русле общеевропейских традиций предоставления каждому сословию своей системы самоуправления67. Кроме того, предоставление подобной автономии соответствовало и специфическим польским правовым традициям: так, например, в Речи Посполитой со времен Средневековья существовали самоуправляемые сельские общины, не подчинявшиеся местной власти в судебных и административных вопросах68; помимо этого, исследователи усматривают сходство в привилегиях самоуправления, полученных евреями и некоторыми другими национальными меньшинствами – шотландцами, армянами и татарами69. Что же касается польских городов, то там иногда учреждалось несколько параллельных городских советов (рад) – отдельно для немцев, поляков, армян и русских70. Кагалы имелись в каждом городе, где существовали еврейские общины. Кагалы управляли всеми сторонами жизни общины, ведали вопросами религии и образования, выступали в качестве посредника между общиной и государством. Наряду с кагалами, действовали бес-дины – суды, рассматривающие дела в соответствии с нормами Галахи, т.е. иудейского права. Традиция автономного суда у евреев является даже более древней, чем кагальная организация – если последняя зародилась около X века71, то правом судиться у раввинов евреи были наделены с самого начала периода диаспоры72: это право как уже действующее подтверждается кодексом Юстиниана73. При этом, согласно обычаям иудаизма, спор между двумя евреями мог рассматриваться только в еврейском суде; проигравший, апеллировавший к государственному суду, подвергался херему – религиозному проклятию и изгнанию из общины74. В XVI-XVII вв.75 сформировался институт «хазаки», основанный на талмудической норме, согласно которой евреи не вправе отнимать друг у друга источники дохода; на практике это означало, например, что евреям было запрещено заводить торговые отношения с купцом, если было известно, что другой еврей уже имеет с ним подобные отношения, что арендатор имел преимущественное право на перезаключение этого договора после окончания срока аренды и т.п.76 Со временем единственным подтверждением хазаки стали документы, выдаваемые кагалом, и постепенно появилось представление о том, что кагал может не только подтверждать это право, но и распоряжаться им, т.е. крайне действенно вмешиваться в экономическую жизнь своих членов77. Кроме того, следует, вероятно, признать, что ограничение конкуренции еврейских торговцев друг с другом неизбежно должно было обострить их конкуренцию с христианскими купцами, что стало впоследствии важной причиной, по которой российские города прилагали все усилия к тому, чтобы избавиться от еврейских общин. Старшины кагала и раввины распоряжались крупными денежными суммами, поступавшими из многих источников: уплачивался т.н. «коробочный сбор» на нужды общины, поступала арендная плата за сдачу внаем принадлежащей общине недвижимости, также существовали различные специальные разовые сборы (например, за совершение обрезания или брака, за получение почетного места в синагоге, за право выйти к чтению Торы во время субботних молитв78, за предоставление должности раввина или учителя, за право поселиться в городе и стать членом еврейской общины – хезкат-иешуб, за признание забойщиков скота сведущими в своем деле и пр.)79. Известно, что на практике часто кагалы собирали на свои нужды в 1,5-2 раза больше, чем государство; некоторая часть этих сумм неизбежно присваивалась еврейской верхушкой, но в то же время кагал, освобождая членов общины от многих трат, нес высокие расходы: содержал хедер (школу) и синагогу, уплачивал судебные издержки, раздавал взятки официальным лицам (что, как признают даже апологеты, с точки зрения этики иудаизма всегда считалось допустимым способом разрешения конфликтов с властью80), содержал вдов и сирот, выкупал неоплатных должников, готовил подвенечные наряды невестам из бедных семей, предоставлял еду больным и нищим81. Значительную роль кагала предопределяло также и то, что он считался не только органом самоуправления, но и представительским учреждением, выступавшим посредником между еврейским населением и польским правительством82. При этом власть кагала держалась преимущественно на обычае и на авторитете старшин; в Польше только небольшая часть привилегий была закреплена решениями сеймов или законами: в 1672 и 1676 гг. – уголовная юстиция, в 1713 году – гражданская юстиция, в 1735 году – право собирать съезды еврейских общин83. Последняя из упомянутых привилегий заслуживает особого внимания. Съезды представителей общин – ваады – были своеобразными органами надкагального управления. Их появление, вероятно, объясняется влиянием сеймового устройства Речи Посполитой; кроме того, они были аналогичны надобщинным еврейским организациям, действовавшим в тот же период в Моравии и Венгрии84. На общегосударственном уровне в Речи Посполитой действовало два ваада – Ваад четырех земель в Царстве Польском и Ваад Великого княжества Литовского. Деятельность ваадов поддерживалось польским государством, поскольку они рассматривались как агенты, распределявшие между отдельными общинами сумму огульной подати. С точки зрения самих евреев, значение ваадов было еще выше: на съездах разрешались те проблемы, которые не могли быть решены отдельными кагалами, например, организовывался поиск беглых должников, собирались деньги для подкупа королевских чиновников, принимались решения о запрете еретических книг и проповедей, регулировались правила содержания религиозных школ, разрешались торговые споры между общинами и т.п.85. При этом ни один кагал не вправе был принимать решений, противоречащих решениям ваада86. Нефинансовая деятельность ваадов не запрещалась, но полностью игнорировалась правительством, что проявилось в частности, в том, что в 1764-1765 гг., когда был введен pogłównem и раскладка огульной подати прекратилась, ваады были распущены87. Разумеется, необходимость в координации усилий по различным вопросам внутренней еврейской жизни после этого не отпала, связи между общинами не разрушились, и негласные съезды продолжали иногда собираться ad hoc, в т.ч. и после разделов Речи Посполитой. Тем не менее, формального статуса такие собрания не получили, к тому же в абсолютистской России администрация относилась к ним с большим подозрением, чем в децентрализованной Польше88. В западноевропейской литературе по еврейскому вопросу нередко отмечается, что лишение российских евреев права организовывать надобщинные институты, подобные ваадам, было серьезным ограничением их автономии89. Однако на самом деле эта тема практически не обсуждалась на государственном уровне, и даже сами евреи не выступали с соответствующими инициативами. Отсутствие в Российской империи подобных формализованных органов нужно объяснять не сознательным политическим стремлением к ограничению еврейского самоуправления, а тем фактам, что это не воспринималось в качестве проблемы ни правительством, ни еврейскими общинами. Исследователи сходятся во мнении, что влияние польских кагалов особенно возросло в XVII-XVIII вв., но предлагают разные объяснения этому явлению. В. Мацеевский связывал его с распространившимися в тот период слухами о том, что сейм и король намерены изгнать евреев из Польши; в связи с этим кагальные старшины настояли на увеличении сумм коробочного сбора, чтобы получить средства на подкуп чиновников, которые могли бы отстоять интересы евреев90. С.А. Бершадский обращал внимание на тот разгром, который перенесли евреи во время «казацко-шляхетских войн» - восстания Б. Хмельницкого: еврейские общины были разорены, кагальная организация сломана, а в новых общинах, которые воссоздавались на новых местах и под руководством новых лидеров, не сохранились традиции равенства, и еврейство раскололось на «кагал» - привилегированное богатое меньшинство, из поколения в поколение занимающее почетные и прибыльные синекуры, - и «поспольство» - массы несостоятельных людей91 (факторами, позволявшими определенным еврейским семействам войти в узкий круг кагальной элиты, были богатство92, происхождение из родов левитов и коэнов (т.е. священнослужителей Иерусалимского Храма)93, талмудическая ученость94, родство с раввинами95). Таким образом, антисемитские выступления в Польше XVII века можно счесть хоть и косвенной, но, возможно, важнейшей причиной той остроты, которой достиг еврейский вопрос в России XIX века. В результате восстания Хмельницкого еврейские общины превратились в жестко организованные социальные структуры, причем антисемитская идеология, широко распространенная в среде коренного населения Польши, способствовала тому, что эти общины ощущали себя «осажденным лагерем» и еще сильнее консолидировались вокруг новых лидеров Эти социологические наблюдения имеют самое прямое отношение к вопросу правового положения евреев в России. Дело в том, что и после вхождения евреев в российское подданство такая консолидация продолжала сохраняться. Так, И.Г. Оршанский, сам выходец из еврейской среды, признает, что еще и в начале 60-х гг. XIX века «среди самих евреев не было и мысли о возможности считаться русскими гражданами»96. Именно это имел в виду С.М. Дубнов, замечая, что о «русских евреях» можно говорить только с 1870-х гг., а до этого времени евреи Российской империи оставались скорее «польскими евреями»97. По воспоминаниям австрийского врача, приехавшего в Вильну в 1804 году, литовские евреи, в отличие от встречавшихся ему на родине, были совершенно не ассимилированы и «ничего общего не имели с христианами»98. Аналогичная ситуация, сложившаяся в то же время в немецких княжествах, была охарактеризована современником так: «Они остаются не более чем in civitate (внутри государства), не являясь при этом de civitate (частью государства)»99. Такое положение сужало возможности для юридической эмансипации евреев. Отчужденность евреев вызывала ответную отчужденность христианского большинства и не давала правительству повода для отказа от той ограничительной политики, которая, как будет подробно рассмотрено ниже, проводилась в отношении евреев.
6 февраля 1772 года в Санкт-Петербурге было заключено соглашение между Российской империей и Пруссией о разделе Речи Посполитой. Конвенция о разделе была подписана в Вене 19 февраля и ратифицирована Россией 22 сентября. В соответствии с этим договором, к России отошли Южная Лифляндия с Динабургом, восточная Белоруссия с Полоцком, Витебском и Могилевым и восточная часть Черной Руси (правобережье Западной Двины и левобережье Березины) с населением 1,3 млн человек, из которых евреи составляли, по разным подсчетам, от 20 до 100 тыс. человек100. 28 мая 1772 года был издан именной указ об образовании на присоединенных территориях Белорусского генерал-губернаторства, включавшего губернии Псковскую101 и Могилевскую; генерал-губернатором был назначен генерал-аншеф граф З.Г. Чернышев, гражданскими губернаторами – генерал-аншеф М.Н. Кречетников и генерал от инфантерии граф М.В. Каховский. К указу был приложен обращенный к губернаторам «Наказ», где императрица излагала свой взгляд на цели и способы управления вновь присоединенными территориями. «Наказ» был выдержан в просвещенно-абсолютистском духе и носил в основном декларативный характер: «Мы желаем, чтоб не токмо сии провинции силою оружия были нами покорены, но чтоб все сердца людей, в оных живущих, добрым, порядочным, правосудным, снисходительным, кротким и человеколюбивым управлением Российской империи присвоены». Содержались, однако, и некоторые конкретные распоряжения не философского, а правового характера. Устанавливалась свобода вероисповедания: «Мы уже единожды навсегда во всей Российской империи области за правило постановили, что в толь великом государстве, распространяющем свое владение над толь многими разными народами, весьма бы вредный для спокойствия и безопасности своих граждан был порок, запрещение и недозволение им различных вер. Вы во всей точности имеете во вверенной вам ныне губернии сохранить сии статьи, основанные на правиле православия, политики и здравого рассудка». Упоминалось о неприкосновенности прав новых подданных: «…ныне вам предписуем всех тех жителей, какого бы они звания не были, кои в тишине и спокойствии живут и присягу верности учинят и оную нелицемерно нам сохранять будут, не токмо оставить при всем том, что каждый правильно имеет, и где кто живет, но всячески его охранять в безопасности личной и имущественной»102. О евреях в «Наказе» не упоминается; только из обещания свободы вероисповедания можно было заключить, что действовавший на протяжении более двух веков запрет евреям проживать на территории Российской империи отменялся. Чуть более подробно вопрос положения евреев освещался в местном законодательстве, принятом новой администрацией присоединенных территорий. 16 августа 1772 года последовал именной указ генерал-губернатору Чернышеву, в котором ему приказывалось занять всю отошедшую к России территорию до 8 сентября и приложить все усилия к немедленнному установлению российской власти: провести демаркацию границ, направить поток местных налогов в распоряжение новой администрации, поставить под контроль судебные органы, привести местное население к присяге. Чтобы успокоить местное население, которое, как ожидалось, может выразить недовольство, граф Чернышев распространил прокламацию - «Плакат о переходе Белоруссии к России», по сути, повторявший все основные мысли «Наказа» Екатерины II губернаторам: гарантировались свобода вероисповедания, неприкосновенность имущества, сохранение всех данных польскими властями привилегий и одновременно предоставление всех прав подданных Российской империи, взамен же требовалось проявить, согласно присяге, «истинную и несомненную преданность» новой государыне. В отличие от «Наказа», в «Плакате» специально говорилось о еврейском населении (именно поэтому «Плакат», по предписанию могилевского губернатора, был зачитан в «еврейских школах», т.е. в синагогах)103: «Чрез торжественное выше сего обнадежение всем и каждому свободного отправления веры и неприкосновенной в имуществах целости, собою разумеется, что и еврейские общества, жительствующие в присоединенных к Империи Российской городах и землях, будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, коими они ныне в рассуждении закона и имуществ своих пользуются: ибо человеколюбие ее императорского величества не позволяет их одних исключить из общей всем милости и будущего благосостояния под благословенною державою ее, доколе они со своей стороны с надлежащим повиновением, яко верноподданные, жить и в настоящих торгах и промыслах по званиям своим обращаться будут. Суд и расправа да будут продолжаться в настоящих их местах именем и властью ее императорского величества, с наблюдением строжайшего правосудия»104. По сути, эти несколько фраз составляли базу правового положения российских евреев в течение нескольких лет после первого раздела Речи Посполитой, пока не было принято единого закона, определявшего права и обязанности евреев, поэтому содержание «Плаката» имеет чрезвычайную важность и достойно скрупулезного анализа. Во-первых, обращает на себя внимание ссылка на человеколюбие императрицы. Ю.И. Гессен объясняет ее опасением, «что одно упоминание в манифесте о евреях, одно признание их русскими подданными произведет тяжкое впечатление»105. Оговаривая, что принять евреев в подданство можно только в качестве особой милости, государство одновременно успокаивало и польские круги, подчеркивая их более высокий статус среди населения присоединенных провинций, и русское общество, которое неизбежно должно было с подозрением относиться к плохо знакомым им и нетерпимым ранее евреям. Таким образом, как отмечает Гессен, «политическая осторожность побудила Екатерину, в угоду общественному предубеждению, высказать в плакате свое – по существу положительное – отношение к еврейскому населению в форме для него оскорбительной»106. С другой стороны, выраженная в Плакате надежда на то, что евреи будут продолжать заниматься «торгами и промыслами» подчеркнуло их статус как важных участников торговых отношений107. Во-вторых, споры вызывает формулировка «по званиям своим», которую некоторые исследователи толкуют как обозначающую ограниченную правоспособность евреев. Так, по мнению Н.Н. Голицына, «Плакат» представлял собой своего рода договор между еврейской общиной и властью, согласно которому все права предоставлялись евреям только при условии, что они будут вести себя «яко верноподданные», потому что сами евреи своими «антигосударственными стремлениями и непокорностью закону»108 дали законный повод к их дискриминации. Это понимание в ряде исследований опровергается со ссылкой на то, что слова «по званиям своим» могли означать «согласно профессиям, которыми обычно занимались евреи»109; такое понимание можно подтвердить тем, что, согласно «Плакату», по званиям своим евреи должны обращаться «в настоящих торгах и промыслах». Наиболее правдоподобным, тем не менее, следует считать объяснение А.Б. Каменского, который обращает внимание на то, что в законодательстве того периода термин «звания» означал «сословия», и делает вывод, что «Плакат» подтверждал сословные права евреев (а поскольку в Речи Посполитой евреи не принадлежали ни к каким сословиям, эта норма не имела никаких правоприменительных последствий, свидетельствуя о полной неосведомленности российских властей относительно социального и правового статуса евреев)110. В любом случае, как отмечал Дж.Д. Клиер, сами представители власти впоследствии, принимая ограничивающие права еврейского населения законы, ни разу на «Плакат» не ссылались111. В-третьих, в той части «Плаката», которая касается евреев, не упоминается о присяге. Неизвестно, были ли евреи на самом деле приведены к присяге вместе с остальным населением. Если же они не должны были присягать новой власти, то это могло быть объяснено традиционным недоверием к клятве иудея, закрепленной еще в XVI веке Статуте Великого княжества Литовского. В Российской империи с 1741 года на верность императору не присягали крепостные крестьяне; за них присягу приносили помещики, и это толкуется как указание на то, что крепостные рассматривались как подданные помещика-владельца, а не государства. Вместе с тем, непринесение присяги само по себе не может рассматриваться как свидетельство некой «неполноценности» государственно-правовых отношений евреев и российского государства или того, что евреи не стали подданными империи. Исследователь института подданства В.М. Гессен утверждал, что в XVIII веке в России присяга имела «весьма неопределенный характер», потому что в законодательстве не было определено, кто может быть допущен к присяге, кем она проводится и как может быть удостоверена; присяга в то время являлась не столько способом приобретения подданства, сколько следствием подданства, приобретенного в результате водворения cum animum perpetuum manendi (с намерением остаться навсегда), причем присяга носила «скорее декларативный, чем конститутивный характер»112. При этом присоединение территорий, на которых проживало некоторое население, считалось фактом, устанавливающим подданство этого населения ipso juri, т.е. в силу закона, по умолчанию, без необходимости специального волеизъявления присоединившего территории государства или представителей этого населения113. С другой стороны, отсутствие соответствующей оговорки может быть расценено просто как недостаток законодательной техники, т.е. возможно, присяга была принесена, хотя в «Плакате» об этом не упоминалось. Во всяком случае, в 1793 году евреи, проживавшие на территориях, присоединенных в ходе второго раздела Речи Посполитой, приносили присягу «в их синагогах по их обряду <�…> при определенных к тому офицерах, и все вообще утвердили свою присягу подписками», как следует из журнала генерал-губернатора М.Н. Кречетникова114. В-четвертых, внимания заслуживает упоминание о «еврейских обществах». «Плакат о присоединении Белоруссии к России» стал первым в российской истории документом, где использовалось слово «еврейские» вместо «жидовские»115. С.М. Дубнов иронически называет эту перемену «единственной реформой того времени», но на самом деле словоупотребление тогда еще не устоялось, и до конца XVIII века в официальных документах используются оба термина; даже в приложенных к указу 16 августа образцах форм для посемейной переписи жителей белорусских губерний говорится о «жидах». Сам этот термин восходит к латинскому этнониму judaeus, от которого произошли и все современные стилистически нейтральные названия евреев в европейских языках: нем. Jude, фр. juif, англ. jew, исп. judío, итал. giudeo, эст. Juut. Некоторые исследователи выдвигают осторожные предположения о том, что в древних и средневековых русских текстах этноним «жидовин», возможно, имел отрицательные коннотации116. Однако к рассматриваемому периоду это слово уже не имело уничижительного значения, употреблялось, как уже было упомянуто, в официальных государственных документах и, более того, было самоназванием польских евреев. Тем не менее, по распространенной легенде, уже в 1787 году впервые старшины шкловского кагала просят Екатерину II применять «более возвышенное библейское слово – евреи»117. Неизвестно, имело ли место такое прошение на самом деле, но постепенно к началу XIX века слово «жид» действительно перешло исключительно в разговорный язык, а к середине – приобрело отчетливую антисемитскую коннотацию. В 1803 году Лейба Невахович отмечал, что именование «евреи» вместо «жиды» является знаком чести и достоинства118. Аналогичные преобразования этнонимов пробовали в тот период проводить и в других странах – так, в наполеоновской Франции вместо слова «juif» в официальных актах по предложению парижского Синедриона раввинов и духовных деятелей часто употреблялись слова «Israélites» или «individis professant la réligion hébraique» («исповедующие иудаизм»)119, что было, по сути, такой же декларативной демонстрацией расположения властей, которая совсем не обязательно должна была привести к реальным реформам. Однако гораздо большее значение имеет содержание, вложенное в фразу «еврейские общества». Если все остальные привилегии евреев были признаны «Плакатом» (хотя многие из них впоследствии и были изменены или отменены), то в отношении права самоуправления этого нельзя однозначно утверждать, тем более что само слово «кагал» там упомянуто не было. Некоторые исследователи склонны видеть подтверждение права самоуправления в том, что все установленное «Плакате» относится, как следует из текста, не просто к евреям, а именно к «обществам». Так, Н.Д. Градовский считал, что «принятие евреев в русское подданство совершилось <�…> с значительною по отношению к их вероисповеданию прерогативою, заключавшейся в том, что евреям, в то же время, даровано право существования в государстве отдельными от прочего населения еврейскими обществами. <�…> Эта прерогатива, которая не была предоставлена жителям всех прочих исповеданий, не исключая православного, имела своей причиной известный взгляд на евреев как на особый народ или нацию, нуждающуюся, по своим обычаям и верованиям, в особом устройстве и управлении…»120. Ю.И. Гессен, напротив, полагал, что «Плакат» «обошел молчанием вопрос об их [евреев] гражданском быте, устройстве и управлении», вследствие чего кагальная организация была юридически отменена, однако, будучи лучшим из возможных способов организации еврейского населения была вновь учреждена уже месяц спустя121. А.Б. Каменский считал, что под «еврейскими обществами» в данном случае следует понимать общины, т.е. неформальные объединения по месту проживания122. Косвенным свидетельством упразднения кагалов можно считать и упоминание о суде «именем ее императорского величества», тогда как в Речи Посполитой, как уже упоминалось, кагалы были судебными органами (хотя о польских нееврейских судах в «Плакате» говорилось, что «суд и расправа» должны осуществляться «в настоящих [курсив мой – А.Е.] судебных местах <�…>, но нашим уже именем», то есть существующие судебные органы сохранялись). Вопрос о еврейском самоуправлении будет подробнее рассмотрен ниже; здесь же следует признать, что в самом тексте «Плаката» об этом говорилось достаточно обтекаемо и неопределенно. Таким образом, оценивая в общем «Плакат о переходе Белоруссии к России» как первый документ Российской империи, устанавливавший статус евреев, нужно прежде всего отметить его декларативный характер, общность и недоопределенность содержащихся в нем норм. Это можно объяснить тем, что правительство готовило этот документ скорее как идеологический, чем как правовой. Как справедливо отмечал Дж. Клиер, «в 1772 году режим с легкостью мог для видимости пообещать широкую автономию, тем более что русские администраторы едва ли имели понятие о том, в чем, собственно, состояла сущность еврейской автономии под властью Польши»123. Действительно, на протяжении очень долгого времени у Российского государства не было почти никаких контактов с евреями, и теперь требовалось время для того, чтобы понять, что представляют из себя новые подданные, каковы их потребности (т.е. какие права им необходимо предоставить) и какую пользу они могут принести государству (т.е. какие обязанности на них можно возложить). Кроме того, в 1772 году еще не возникало действительно острой необходимости немедленно четко определить права евреев-подданных из-за немногочисленности еврейского населения присоединенных областей и многовековой привычки европейских евреев жить замкнутыми саморегулируемыми обществами. Менее заметной, но на самом деле гораздо более важной особенностью «Плаката» является сам по себе тот факт, что права еврейского населения там подтверждены отдельно. Этот подход был сохранен и развит всем последующим российским законодательством. Стремление государства разделять подданных на корпоративные группы, отличающиеся специальным правовым статусом, было типично для российского дореволюционного законодательства, поддерживавшего сословный строй. Более того, наделение евреев специальным статусом в то время было практически неизбежной мерой, поскольку, как будет подробнее отображено в последующих главах, уклад их жизни обладал рядом специфических черт, требующих особого правового регулирования. С другой стороны, однако, такой подход означал для них сугубое неравенство, поскольку на них могли быть наложены двойные ограничения – как на представителей общегосударственных сословий и как на представителей своей национально-религиозной группы. Как справедливо отмечал Н.Д. Градовский, законодательно закрепленная автономия евреев послужила не только защите, но и нарушению их прав и интересов124. Выделение евреев в особую группу подданных, вполне оправданное для средневековой Европы, применительно к эпохе Нового времени оказалось потенциально непродуктивным не только из просветительских либерально-демократических соображений, но и потому, что в будущем, как будет показано ниже, дало повод для превратных толкований и, в конечном счете, для установления дискриминационного статуса. |
Похожие:
 |
Религиозная жизнь русского населения Терской области (вторая половина... Конфессиональная политика в Российской империи во второй половине хiх–начале ХХ в |
|
Торгово-экономические отношения российской империи с сопредельными... Охватывают период с середины XVIII до середины XIX столетия. Нижняя граница определяется временем |
 |
Xviii–xix веков Под редакцией проф. А. В. Западова. Третье, исправленное... I. Возникновение русской периодической печати и развитие ее в XVIII – начале XIX в |
|
Возникновение и развитие российской империи в XVIII xix вв Предпосылки петровских преобразований. Внутренняя и внешняя политика Петра I. Реформы в сфере государственного управления |
|
Образовательная программа магистратуры «Музейное кураторство» Роль музеев в формировании американской национальной идентичнности в конце XIX – начале XX века |
|
Бакалаврская работа Реформы образования в Российской империи в первой половине XIX в Особенности первой половины XIX в как очередного исторического периода в жизни Российского государства |
|
Деятельность русской православной церкви в рабочей среде московского... Охватывают церковно-религиозную сторону повседневной жизни рабочих, что говорит о своевременности и актуальности данной работы |
|
Большой юридический словарь Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
|
Пётр Аркадьевич Столыпин во главе правительства Российской империи... Пётр Аркадьевич Столыпин во главе правительства Российской империи в непростой период её существования – фигура не случайная. В начале... |
|
Возникновение российской империи и её развитие в XVIII в Предпосылки петровских преобразований. Внутренняя и внешняя политика Петра I. Реформы в сфере государственного управления |
|
Руслан Скрынников Ермак Жизнь замечательных людей Руслан Скрынников Ермак предисловие В конце XV — начале XVI века на месте разрозненных русских княжеств образовалось обширное Российское государство. Русь покончила... |
|
Буддийские культовые предметы у монголоязычных народов в xviii-первой... Буддийские культовые предметы у монголоязычных народов в xviii-первой половине XIX века в собрании маэ ран |
|
Образовательная программа магистратуры вм5543 «История» Особый статус великого княжества финляндского в составе российской империи и его влияние на экономическое развитие края во второй... |
|
«100 великих авиакатастроф»: Вече; Москва; 2004 isbn 5 9533 0029 8 Стремление человека подняться в воздух и даже прорваться в космос всегда было сопряжено с огромным риском. В книге И. А. Муромова... |
|
Исходные материалы для курсовой работы по растениеводству культура соя Юго–Восточная Азия. В китае она была известна за 6 тыс лет до н э. Издавна ее возделывают и в других районах Азии – Индии, Японии,... |
|
Деятельность городского общественного управления в забайкальской... Охватывают Забайкальскую область в административно-территориальных границах последней четверти XIX – начала XX вв., совпадающую с... |