Помещик и крестьянин в России XVIII первой четверти XIX вв.: к проблеме патронирования и управления хозяйством Раздел
|
Скачать 3.62 Mb.
|
| действительной хозяйственной силе, (курсив А. К. – Дм. Б.) а следовательно, и платежной (курсив А. К. – Дм. Б.) способности отдельных домохозяйств, что явилось бы, конечно, лучшею гарантиею исправного поступления платежей»2. На практике же власть вынуждала общины переделять землю, экономически ослабляя «широкодачников», то есть, по Кауфману, лучших плательщиков, и возлагала тяжесть платежей на вновь образованные малоземельные хозяйства, не успевшие еще укрепить свое материальное положение3. Мы заметим далее, что распределение земли и повинностей, запрет крестьянам «делиться на особые дворы» с малым числом тяглецов в помещичьих имениях Европейской России осуществлялись именно по той схеме, которую Кауфман считал оптимальной для крестьянского и казачьего населения Сибири в конце XIX - начале XX вв. В. И. Сергеевич положительно оценивал исторически сложившуюся практику подворного обложения хозяйств государственными и частновладельческими повинностями как сменившую оклад населения по количеству возделываемой земли, находящемуся в пользовании общины4. Исследователь заключал, что такая форма налогообложения была оптимальной в силу ее прогрессивного принципа: « Дворы облагались не поровну, а по размерам хозяйства, …возделываемым землям и угодьям»5. Это ни в коей мере не означало снижения роли сельского общества в координировании аграрного производства. Причем не только в силу отсутствия помещичьего землевладения в Архангельской губернии, а следовательно, и возможности ограничения крестьянского права на землю частнофеодальной властью. По вопросу о гипотетической деградации общинных начал там, где не реализуется право на землю на основании вложенного в ее обработку труда, как это и было в крепостной деревне, С. В. Пахман еще в 1877 г. заметил, что «отсутствие права собственности на общинную землю не препятствует землевладению быть общинным»1. Н. П. Павлов-Сильванский в работе «Феодализм в удельной Руси» прослеживал историческую связь между «средневековой русской общиной-волостью» и сельским «миром» на землях частного земельного собственника2. Объединяющими признаками он предлагал считать наличие институтов мирского самоуправления и общинного пользования землей, юридически не принадлежащей ни отдельным домохозяевам, ни сельскому обществу в целом3. В 1910-е гг., может быть, под влиянием политической конъюнктуры, интерес исследователей к различным аспектам участия власти в судьбе ее подданных как будто ослабевает. Н. Миславский считал, что только полное освобождение крестьян от крепостной зависимости могло дать им «действительно свободные условия для развития общинно-поземельного строя»4. В доказательство своего тезиса он приводил описание положения экономических крестьян, вышедших из зависимости от церкви на сто лет ранее освобождения помещичьих крепостных5. В 1913 г. была издана монография П. Б. Струве «Крепостное хозяйство». Подробное описание особенностей экономического и социального быта крепостной деревни стало основой для оценки возможной роли общинных институтов в управлении имением при различных природно-хозяйственных условиях. Автор пришел к выводу, что по мере развития товарного характера эксплуатации поместий и превращения старых феодальных вотчин в ориентированные на рыночное потребление их продукции «экономии» изменялась и суть взаимоотношений крестьян и помещиков. Под нажимом «вотчинно-полицейских порядков» значение крестьянского мирского схода свелось к чисто совещательному представительству «первостатейных» крестьян при постоянно действующей сельской администрации, назначенной помещиком1. Таким образом, в идеале получалось «примерное хозяйство», подобное устроенному в имении помещика И. Вилькинса в Рязанской губернии, с единым клином барской запашки и уничтоженной чересполосицей крестьянского землепользования. Оно было основано на крепостном труде искусственно сохраняемых вотчинной администрацией семейно-родственных коллективов, состоящих из восьми человек, которые служили адресатами разверстки земли и повиностей2. По замечанию Струве, общинное самосознание сохранялось у крестьян и в таких условиях, но его очень трудно реконструировать post factum3. Отдельно следует сказать о таком направлении в исследовании истории крепостного крестьянства, как публикация документов вотчинного делопроизводства. Значимость вовлечения в научный оборот источников по данной проблематике, в первую очередь помещичьих инструкций управляющим имениями, вполне осознавалась рядом историков. Скажем, М. П. Погодин разыскал и опубликовал наставление А. П. Волынского его дворецкому Ивану Немчинову, написанное в 1724 г. и представляющее собой один из самых ранних частновладельческих «наказов» среди сохранившихся до настоящего времени документов этого рода4. В начале XX в. М. В. Довнар-Запольский издавал инструкцию гр. П. Б. Шереметева и кн. А. М. Черкасского по управлению с. Карачарово Муромской округи 1719 г.5, а также «Учреждение» гр. П. А. Румянцева1 и «Уложение» гр. В. Г. Орлова2, которые появились во второй половине XVIII в. В послеоктябрьский период исследования истории сельского мира в системе частнофеодальной эксплуатации продолжались. В работе А. И. Заозерского ставился вопрос о месте общинных институтов в механизме управления домениальным хозяйством царя Алексея Михайловича3. В целом, в литературе сохранялось представление о передельной общине с уравнительным принципом раскладки земли и повинностей как о результате политики государства и помещиков4. В основе данных мероприятий власти и частнофеодальных собственников лежало стремление не допустить чрезмерного обеднения и обогащения отдельных хозяйств, сохранить экономическую состоятельность возможно большего числа крестьянских дворов5. Советская историческая наука в 20-е – 30-е гг. постепенно принимает на вооружение марксистско-ленинскую методологию изучения процессов общественного развития. К. Маркс считал русскую крестьянскую общину родом того же общественно-политического явления, каким была германская марка. Разницу между ними он видел прежде всего в основополагающем принципе объединения людей. Генезис русской общины носил патриархальный характер, то есть возник из архаического родового коллектива и преемственной по отношению к нему большой семьи6. В то же время марка изначально представляла собой союз воинов-общинников, то есть строилась на основе демократического принципа7. В. И. Ленин при рассмотрении феномена русской сельской общины, основанной на принципах уравнительного землепользования и круговой поруки в несении повинностей, считал ее пережитком фискальной политики феодального государства1. В «Развитии капитализма в России» им были отмечены типичные черты крепостнического способа ведения сельского хозяйства: «Наделение непосредственных производителей средствами производства вообще и землей в частности; его (производителя - Дм. Б.) прикрепление к земле; личная зависимость крестьянина от помещика; крайне низкое и рутинное состояние техники»2. Следовательно, ленинская трактовка особенностей докапиталистического аграрного производства вполне учитывала и такую их составляющую, как владельческая поддержка феодально-зависимых сельских тружеников. В. И. Ленин указывал на то, что эта помощь оказывалась в расчете на получение экономической выгоды в будущем. «Надел, которым обеспечивал крестьянина помещик, служил не более как натуральной заработной платой… Всецело и исключительно для эксплуатации крестьянина помещиком, для обеспечения помещику рабочих рук, никогда для действительного обеспечения самого крестьянина»3. Взаимоотношения вотчины и общины он понимал как «чисто территориальный союз», взаимоотношения членов которого сложились еще «в средние века, в эпоху Московского царства»4. Охраняемое помещиками и государством вплоть до начала XX в. по соображениям податного и полицейского характера сельское общинное устройство5 В. И. Ленин оценивал как «фискально-крепостническую обузу» для крестьян6. Он также скептически относился к возможности политической эволюции институтов мирского самоуправления. Так, в работах «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» и «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве» он высказал соображения о невозможности развития на их базе элементов социалистического строя7. В 20-е гг. появилось несколько различных по фундаментальности исследований истории крепостного хозяйства и крестьянства1. На материалах домашнего архива помещиков Межаковых было написано исследование Л. Андреевского2. Мысли о взаимодействии помещичьих управителей с мирским сходом были высказаны А. М. Большаковым3. Г. Н. Бибиков изучал вопросы имущественной и социальной дифференциации крепостного крестьянства, а также отношение к этим явлениям помещика в условиях преобладания отработочной ренты4, Такое же исследование на материалах делопроизводства оброчной вотчины было проведено Е. И. Дракохруст5. В 1939 г. вышла статья А. Л. Шапиро о социально-экономическом устройстве частнофеодальных латифундий в период становления абсолютизма в России. Одним из выводов автора было заключение о приобретении общиной ряда черт «податного и полицейского характера» именно вследствие господства крепостнической системы6. После Великой Отечественной войны сотрудником Останкинского дворца-музея гр. Шереметевых, К. Н. Щепетовым, издается монография «Крепостное право в вотчинах Шереметевых». Источниковой базой исследования стали архивные материалы делопроизводства Подмосковных и более отдаленных от «второй столицы» имений этого знаменитого рода7. В работе сделано наблюдение о репрезентативности данных о положении крепостных крестьян крупных вотчинников при решении задачи реконструкции истории частновладельческого крестьянства в целом: по расчетам Щепетова, «80 % крепостных… находилось в руках крупнопоместного дворянства»1. Исследователь не рассматривал как отдельный сюжет политику владельческого патронирования сельского населения. Но в монографии приведены факты взыскания штрафов с крестьян за пьянство, самовольную отлучку в Московскую усадьбу для подачи жалоб и т. д.2 Интересно наблюдение автора, что за дачу взяток приказчикам дарители наказывались в три раза меньшим штрафом, чем получатели3. Регламентация помещиком семейно-брачных отношений своих подданных понималась Щепетовым как средство для образования новых тягол или получения выводных денег4. Им было уделено также внимание практике предоставления крепостным людям хлебных ссуд, вероятно, беспроцентных5. Изучением крепостного хозяйства в 50-е гг. занимались К. В. Сивков6, В. И. Кошелев7, Е. И. Индова8, Л. С. Прокофьева9 и др. К. В. Сивков в целом невысоко оценивал степень «заботы» крупных вотчинников Юсуповых о крепостных жителях их Степных вотчин, расположенных в Тульской губернии в районе впадения р. Непрядвы в Дон, т. е. на территории исторического Куликова поля. На основании изучения инструкции по управлению хозяйством, посланной кн. Н. Б. Юсуповым управителю А. Чупину в 1825 г., ученый выделяет только три из тридцати ее пунктов, которые «имели в виду непосредственно интересы крестьян»1. К ним он относит предпринятое владельцем имения сокращение расходов на содержание вотчинной администрации, требования его к приказчику «ограждать дворовых и крестьян от посторонних обид и в судебных местах за них ходатайствовать», сдавать властям преступников из среды крепостных, «стараться освобождать без штрафа и волокиты… арестованных по оговору», а также по возможности сохранять спорные с другими владельцами земли, в том числе судебным порядком, наконец, «удерживать крестьян от ссор и драк из-за земли».2 Автор подчеркивал, что такая политика должна была в первую очередь сохранить для помещика «рабочую силу более или менее исправных плательщиков разных сборов», так как «отрыв крестьян от работы был ему невыгоден, а уплата ими штрафа отражалась на их платежеспособности»3. Пункты «нравственно-воспитательного характера», предписания о наложении окладных сборов и повинностей вместо бедных крестьян на зажиточных с условием последующей компенсации плательщикам получателями льготы, практику контроля приказчика за выборной мирской администрацией, наказания крестьян на мирском сходе с фиксацией прецедента в специальном журнале, сдачу в рекруты за хозяйственную несостоятельность и проступки к мерам охраны интересов крестьянства он не относил4. То есть во всех названных случаях защищались интересы не столько крестьян, сколько владельца вотчины.5 В. И. Кошелевым были исследованы материалы вотчинного архива гр. Румянцевых по с. Малые Соли Костромского уезда. Документы, спасенные им от уничтожения непогодой и местными жителями, составили фонд хранения Воронежского областного архива, где погибли в 1942 - 1943 гг. во время немецко-фашистской оккупации. Таким образом, значение написанной на основе их изучения работы трудно переоценить. Заведенный гр. Н. П. Румянцевым, кстати, автором проекта «Указа о вольных хлебопашцах», обычай проверять три раза в году работу приказчиков и правильность расходования продовольствия, фуража и денег специальной «экономической экспедицией» Кошелев расценивал как меру защиты интересов не только помещика, но и крестьян1. Разверстка по тяглам пашенной земли и сенокоса, определение мирским приговором условий найма крестьянами работников, по замечанию исследователя, должны были страховать деревню от социального расслоения и пауперизации беднейших ее жителей2. «Защищая своих крестьян, помещик, разумеется, думал о своем доходе, а не о благополучии своих подданных», - писал он, - «чем больше уходило из крестьянского прибавочного труда на сторону, тем меньше оставалось на долю помещика»3. Автор считал, что освобождение отдельных крестьян из крепостной зависимости в период господства феодально-крепостнических порядков, вероятно, не позволило бы им воспользоваться выгодами свободного состояния в полной мере. Они легко могли бы сделаться жертвами административного либо судейского произвола, от чего в зависимом состоянии оберегались помещиком4. Общие соображения автора «Малосольской вотчины...» о целях владельческой помощи крепостным вполне разделяла Е. И. Индова5. Политика патронирования в отношении другой категории владельческого крестьянства — монастырских в XVI-XVII вв. — также обращала на себя в 50-е гг. внимание исследователей. Так, Г. А. Победимова на материале делопроизводственной документации Иосифо-Волоколамского монастыря отметила, в частности, разные формы возвращения долгов крестьянами старцам6. Л. С. Прокофьева пришла к выводу, что старцы Спасо-Прилуцкого монастыря, расположенного в Вологодском уезде, давали крестьянам в XVII в. хлебные и денежные ссуды с целью их закабаления. Таким способом они закрепляли за собой максимально дешевую рабочую силу в условиях конкурентной борьбы за нее между феодалами1. В 1958 г. вышла носящая обобщающий характер монография П. К. Алефиренко «Крестьянское движение и крестьянский вопрос в России в 30-х - 50-х гг. XVIII в.». В 1960-м г. увидела свет работа Э. С. Коган «Очерки истории крепостного хозяйства», написанная на основе исследования архивных данных о вотчинном хозяйстве кн. Куракиных. Как и К. Н. Щепетов, автор не ставила задачи отдельного рассмотрения проблемы помещичьего участия в судьбе крестьян. В то же время ею по материалам хозяйственной отчетности Пензенских, Саратовских и Тверских имений был реконструирован механизм предоставления крепостным хлебной ссуды под процент из господских магазинов2. Кроме того, описаны случаи оплаты барщинных строительных работ3 и выдачи крестьянам хоромного леса вотчинной администрацией4. Заслуживает внимания и сделанное Э. С. Коган наблюдение о привлечении к обслуживанию господских скотных дворов и птичника полутяглых и бестяглых крепостных, а также солдаток, не говоря уже о дворовых людях, но, по возможности, не крестьян-тяглецов5. Фактически речь шла об использовании труда экономически несостоятельных категорий деревенского населения, чем, как заметил позднее Л. В. Милов, компенсировался неизбежный дефицит рабочего времени исправных крестьян6. Об актуальности такой политики в природно-климатических условиях Европейской России при феодализме говорит существование в Древней Руси практики обрабатывания княжеской и боярской пашни холопами, т. е. «трудом пауперизованных элементов и пленников»1. Публикацию выборки материалов вотчинного делопроизводства гр. Г. М. Головкина предприняла П. К. Алефиренко, подготовившая на их основе статью2. Продолжалось изучение крестьянского хозяйства в имениях гр. Шереметевых К. Н. Щепетовым3 и И. Д. Ковальченко4. С. М. Троицкий рассматривал вопрос о степени тяжести государственного тягла для крестьян в XVII - XVIII вв5. В 1966 г. появилась статья И. Д. Ковальченко и Л. В. Милова «Об интенсивности оброчной эксплуатации крестьян Центральной России в конце XVIII - первой половине XIX в.»6. Авторы исходили из необходимости «для определения степени эксплуатации… в тот или иной период… знать размеры оброка и доходы крестьян в денежном выражении», поскольку «при уравнительной раскладке оброка не было последовательной пропорциональности между его размерами и хозяйственной состоятельностью крестьян»7. Последнее обстоятельство объяснялось исследователями нежеланием зажиточных крестьян брать на себя дополнительные платежи тогда, когда сами «первостатейные» и руководили их разверсткой на мирском сходе8. С их мнением не соглашался П. Г. Рындзюнский, который задавался вопросом, как вообще мог выжить гораздо более бедный, чем в предреформенное десятилетие, крестьянин, если размеры оброка, согласно прослеженной И. Д. Ковальченко и Л. В. Миловым закономерности, все время превышали величину крестьянского дохода9. Интересный опыт оценки уровня интенсивности эксплуатации крепостного труда на основе исследования хозяйственной отчетности вотчинных приказчиков был предпринят И. В. Ледовской1. В 70-е гг. ряд исследований был посвящен исторической эволюции и региональной специфике частнофеодальной ренты в Европейской России в период вызревания элементов капиталистического уклада2. Дискуссионным оставался вопрос о месте общины в системе позднефеодального общественного устройства. В. А. Федоров писал об уравнительном общинном землепользовании и поощрении помещиками принятия дополнительных паев тяглой земли зажиточными крестьянами3. А. Л. Шапиро тесно связывал передельную систему землепользования с разверсткой фискального и владельческого тягла в XVIII - XIX вв4. Л. Б. Алаев видел исторический путь русской общины как эволюцию от союза частных земельных собственников, подобного германской марке, к организации, «подчинившей себе и даже отменившей частную собственность на землю»5. Появились обобщающие работы. Примером может служить монография В. А. Александрова «Сельская община в России. (XVII - начало XIX в.)6. В ней автор пришел к выводу об утрате общиной в крепостной деревне регулятивных функций под давлением произвола помещика примерно к середине XVIII в.1 Факты сдачи в солдаты единственных в семье работников он объяснял для периода разложения феодализма увеличением поборов и развитием товарно-денежных отношений, что приводило к постепенной отмене барских льгот покупателям рекрутов на стороне2. Необходимо отметить также статью Л. В. Даниловой «Место общины в системе социальных институтов»3. В дальнейшем интерес исследователей также вызывали отдельные аспекты хозяйственного и социального быта крепостного крестьянства. Для их изучения продолжали привлекаться материалы вотчинных архивов4. Так, появилась работа Н. С. Петроченковой, посвященная проблеме репрезентирования различных аспектов крестьянского землепользования в челобитных помещичьих крепостных5. Представляет интерес исследование Д. И. Копылова о взаимодействии помещиков и крестьян в деле покупки рекрутов6. Г. Т. Рябков на материале архивов имений Смоленских помещиков выявил мирские приговоры о сдаче в армию «неспособных к домоводству», «сомнительных поведением» и «запримеченных в деяниях, нетерпимых вотчиною», вынесенные, по его мнению, под влиянием первостатейных крестьян, а не помещичьей администрации7. Н. В. Козлова при изучении проблемы бегства крестьян отметила, что «значительное число беглых устремлялось на дворцовые земли, которым оказывалось предпочтение перед помещичьими, монастырскими и государственными владениями»1. Это объяснялось более тяжелым положением владельческого крестьянства2, особенно помещичьего3. В 1984 г. было издано монографическое исследование В. А. Александрова «Обычное право крепостной деревни России XVIII - начала XIX в.». Автором подчеркивается важность поместно-вотчинной документации для реконструкции его норм, существовавших преимущественно в устной традиции и фиксировавшихся во многом случайно4. Между тем трудно переоценить важность сведений об обычно-правовом регулировании «основы материальной жизни деревни – ее землепользования и семейно-имущественных отношений»5. Исследователь отмечает зависимость практики общинного землепользования в барщинных имениях кн. Куракиных6 от вотчинного аппарата, который изымал в господскую пользу «лишнюю» землю, если ее приходилось более шести десятин на тягло7. Интересно также его наблюдение о преимущественном праве близких родственников на освободившуюся тяглую землю даже в случае семейного раздела8. В очерке «Российское крестьянство в середине XVIII - середине XIX в.»9 Александров отмечал стремление обществ сохранить «каждого тяглоспособного дворохозяина», даже за счет консервации устаревших порядков общежития, хотя в целом община все время довольно успешно приспосабливалась к новым социально-экономическим реалиям10. Л. С. Прокофьева в своей монографии1 описывает практику выбора из крестьян гр. Шереметевых оброчных, подушных и хлебных целовальников для контроля за соответствующими сборами2. Автор придерживается мнения о связи тяглового обложения с передельным землепользованием, и считает «навалку» душ на «прожиточные» хозяйства едва ли не главной причиной для внеочередной переверстки наделов3. Запрет браков с посторонними людьми для крепостных трактуется в работе как проявление владельческого произвола4, практика уплаты выводных денег соотносится с внесением выкупа за невесту5. Интересен опыт конкретизации полномочий мирского суда, в рамках которого Л С. Прокофьевой выявлены случаи разбора им семейных споров по имущественным вопросам6, жалоб на побои7, на убийство коровы за потраву посевов8, наконец, эпизодов воровства9. Вопросы истории крестьянского социума в крепостной деревне привлекали внимание не только российских, но и иностранных исследователей. Так, в 1978 г. П. Цапом была опубликована статья об эволюции крестьянской семьи в Европейской России в XVIII в., где ее устройство рассматривалось на примере подданых гр. Шереметевых10. Взаимодействие вотчины и общины с точки зрения исторической социологии затрагиваются в статье Э. Мелтона11. Вопросы эволюции сельской общины на частновладельческих землях в период позднего феодализма получили освещение в статье Л. В. Милова «О российском типе генезиса капитализма.»1. «Поиски рубежа, с которого крепостная община утрачивает свой статус непосредственного пережитка первобытнообщинного строя, являются наиболее важными для определения времени утраты феодализмом последних элементов исторической прогрессивности», - замечает исследователь2. По его заключению, это явление становится заметным в 30-е – 40-е гг. XVIII в., когда наблюдается «своеобразная «эволюция вспять» крепостной общины: резкая, исторически консервативная гипертрофия демократизма, попрание интересов индивидов»3. Такой характер эволюции крестьянского социума определялся в значительной степени налоговым гнетом и «земельной теснотой» как следствием барщины4. Несколько позднее Л. Н. Вдовина акцентирует внимание на том, что в ряде случаев община XVIII в. «оставалась единственным средством поддержки и защиты крестьянина и его хозяйства»5. Сделавшись низовой единицей фискально-податной системы государства, она в то же время «удерживала за собой часть функций коллективного производства»6. Л. В. Миловым была рассчитана «единая средняя характеристика затрат труда» на полевые работы крестьян Нечерноземной зоны, равнявшаяся «60 человеко-дням при 26, 7 коне-днях на десятину в двух полях посева»7. Но этот показатель мог быть достигнут только на барщине в условиях принудительного повышения концентрации рабочей силы8. У крестьянского хозяйства, состоявшего из четырех душ, такой возможности не было, поскольку годовой бюджет времени полевых работ составлял примерно сто рабочих дней (исключая период сенокоса)1. В этих условиях отчуждать у крестьян, кроме прибавочного, часть необходимого продукта можно было только «путем создания машины насильственного принуждения», т. е. крепостнического уклада2. В 1998 г. появилось монографическое исследование Л. В. Милова. «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса». Автор подробно освещает проблему влияния природно-климатических условий зоны рискованного земледелия на характер сельскохозяйственного производства в России и судьбы русского социума в целом. При рассмотрении специфики крепостного строя в XVIII в. им уделяется внимание помещичьей политике предоставления ссуд крестьянству3. Ссуды не были «со стороны помещика актом некой благотворительности», поскольку через год-два возвращались ему, «иногда с прибылью»4. Но тем не менее подчас «ссуда позволяла выжить попавшим в беду крестьянам»5. Нужно отметить также сделанные автором «Пахаря…» наблюдения по вопросу о помещичьей борьбе с безбрачием потенциальных тяглецов, с выходом крестьянок-невест замуж за посторонних вотчине женихов, наконец, с разделением большесемейных дворов и т. д. как о политике защиты крепостных от пауперизации6. В. А. Федоров в результате изучения практики участия гр. А. А. Аракчеева в судьбе его крепостных пришел к выводу, что различные формы владельческого патронирования позволили создать из разоренного Грузинского имения, пожалованного графу имп. Александром I, рыночно ориентированное предпринимательское хозяйство7. В 1990-е гг. появились работы М. Ф. Прохорова, посвященные вопросам источниковедения документов вотчинного делопроизводства8 и различным аспектам истории крепостного крестьянства9. Тезис об ужесточении эксплуатации крепостных крестьян как следствии укрепления связей помещичьего хозяйства с рынком нашел отражение в работе В. И. Морякова10. В. А. Аракчеев. пришел к выводу о том, что «основная масса вотчин служила… лишь источником дохода» для кн. А. Д. Меншикова, который не оказывал помощи своим крепостным, чем во многом объясняется тяжелое хозяйственное положение последних11. В 1999 г. В. И. Гурьянова опубликовала статью о положении женщин-крестьянок в крепостном имении Нечерноземной полосы, написанную на материалах документации Тверского поместья кн. Куракиных5. Следует отметить, что интерес к изучению роли женщины в жизни сельского социума и его трудовой деятельности проявлялся и ранее. Кроме общей работы Н. Л. Пушкаревой6, можно упомянуть статью А. Блюма и И. Троицкой, где, в частности, освещаются вопросы брачности вдов с точки зрения влияния на них показателя общей продолжительности жизни мужчин и женщин в период позднего феодализма1. Формы устройства семейного быта русских крепостных крестьян в контексте демографического развития народов Европы рассматривал Дж. Хайнал2. Интересные наблюдения по поводу восприятия дворянами податного населения сделала Е. Н. Марасинова3. Исследовав среди других эпистолярных источников письма кн. Ал. Бор. Куракина Ал-дру Бор. Куракину, она пришла к заключению, что при общих «размытых» представлениях землевладельцев о народе «традиционный взгляд помещика различал в зависимом населении «наличные души», «простой нищий народ» и «чернь»4. И такое восприятие не зависело от того, «уважал ли крестьянскую нужду более скарбовой пользы» конкретный вотчинник, или он «не давал досыпать и по-пустому расхаживать» своим подданным в погоне за прибылью5. В 2001 г. вышла статья В. Н. Кузнецова6, где количество побегов крепостных расценивалась как примерно постоянная величина, определявшаяся совокупной численностью тех, кто не имел «прочной связи с родной почвой»7. О положении солдаток и их незаконнорожденного потомства писал П. Щербинин8. Он отмечал, что в крепостную эпоху «за судьбы и будущее солдатских детей боролись помещики и правительство. Помещики стремились сохранить у себя рабочую силу, а правительство прежде всего интересовалось стабильным пополнением запасов пушечного мяса»9. С. А. Козлов подчеркивал, что, «создавая крестьянские школы и училища, помещики-рационализаторы, наряду с соображениями экономической выгоды, исходили из естественных побуждений, возникавших в рамках традиций сельского патернализма»1. О тяжести для крестьянства, в том числе крепостного, постоя войск, и о мерах защиты от его негативных сторон гражданского населения писал В. В. Лапин2. Забота кн. В. И. и А. И. Васильчиковых о сохранении благосостояния крестьян их Тамбовской вотчины, с. Трубетчина с деревнями Лебедянского у., описана в статье А. А. Найденова3. Различным аспектам истории дворянского землевладения в отдельных местностях посвящены недавно появившиеся исследования Е. Н. Дементьевой4, Н. Ю. Персидской5, Н. В. Большаковой6 и др7. Небезынтересный опыт сопоставления различных сторон быта и мировоззрения русских помещиков-крепостников и плантаторов из Южных штатов США был проведен И. М. Супоницкой8. Вопросы патронирования сельского населения духовными властями также привлекали внимание исследователей. Л. Н. Вдовина изучала проблемы поземельных отношений крепостных жителей монастырских вотчин в период становления абсолютизма9. А. М. Шабанова сделала на материале монастырских вотчин Северо-Запада России наблюдение о стремлении старцев отдавать пойманных беглых крепостных на поруки односельчанам, с тем, чтобы в случае повторного побега те сами искали бы их, а до обнаружения исполняли за ушедших повинности1. Продолжая изучение вопросов землепользования монастырских крестьян, Н. А. Горская подчеркивала возрастающее значение уравнительной передельной системы как «обратной стороне» интенсификации феодальной эксплуатации2. Распространенность практики засевания крестьянских полей полученным от келаря зерном, предоставления хлебных ссуд во владениях Кирилло-Белозерского монастыря освещена в монографии З. В. Дмитриевой3. Таким образом, исследования взаимоотношений духовных феодалов и зависимого от них крестьянства выявляют ряд черт, заметных и в области взаимодействия светских вотчинников с крепостными людьми. В трудных условиях хозяйствования оказываются необходимыми мероприятия вотчинного патронирования, заключающиеся преимущественно в возмездной помощи крепостному населению хлебом, а также в уравнительной разверстке земли и оклада для сохранения возможно большего числа тяглецов. В последнее время как будто наметилась тенденция к постановке и изучению достаточно крупных проблем истории русского крепостного крестьянства периода позднего феодализма4. Одной из них является раскрытие особенностей взаимоотношений сельской общины и вотчины как социально-экономических институтов, непосредственно связанных с организацией сельскохозяйственного производства. Служащая предметом исследований Е. И. Индовой, В. А. Александрова, Л. В. Милова, Л. Н. Вдовиной, Л. С. Прокофьевой и др. разработка данной тематики продолжается, в частности, Н. В. Соколовой5. Следует упомянуть также о таком аспекте изучения взаимоотношений вотчины и крепостного селения, как публикация материалов вотчинного делопроизводства. Заложенные, как отмечалось, еще в дореволюционную эпоху традиции данного направления в историографии продолжались и в последующее время. Но если ранее дело ограничивалось изданием текстов с комментариями публикатора, то в Советский период речь идет чаще всего уже об источниковедческом исследовании документов поместно-вотчинных архивов1. Истории крестьянства в России посвящено множество исследований. Те из них, которые так или иначе затрагивали вопросы взаимоотношений крепостной общины с помещиком и назначенной им администрацией имения, нередко освещали отдельные мероприятия вотчинника в сфере сохранения хозяйства плательщиков своих доходов от разорения. Но до сих пор в историографической традиции, пожалуй, не предпринималось попыток специального исследования политики владельческого патронирования крепостного крестьянства. Между тем представляется вполне оправданным ставить задачу изучения такой политики как феномена, необходимость существования которого была обусловлена всей совокупностью природно-климатических и социальных факторов той среды, в которой столетиями протекала жизнь русского земледельца. |
Похожие:
 |
Деятельность городского общественного управления в забайкальской... Охватывают Забайкальскую область в административно-территориальных границах последней четверти XIX – начала XX вв., совпадающую с... |
 |
Торгово-экономические отношения российской империи с сопредельными... Охватывают период с середины XVIII до середины XIX столетия. Нижняя граница определяется временем |
|
Система министерского делопроизводства XIX начала XX вв Екатерины II в последней четверти XVIII века завершила формирование системы центральных и местных учреждений |
|
Буддийские культовые предметы у монголоязычных народов в xviii-первой... Буддийские культовые предметы у монголоязычных народов в xviii-первой половине XIX века в собрании маэ ран |
|
Xviii–xix веков Под редакцией проф. А. В. Западова. Третье, исправленное... I. Возникновение русской периодической печати и развитие ее в XVIII – начале XIX в |
|
Исследование зачатков мышления у животных-неприматов в первой половине... Донаучный период накопления знаний. Представления о «разуме» и «инстинкте» животных в трудах естествоиспытателей XVIII — первой половины... |
|
Бакалаврская работа Реформы образования в Российской империи в первой половине XIX в Особенности первой половины XIX в как очередного исторического периода в жизни Российского государства |
|
Н. В. Поташева россия в первой половине XIX века Россия в первой половине XIX в. Эпоха Николая I: Лекция. Ч. – Ростов н/Д: Рост гос ун-т путей сообщения, 2002. – 28 с |
|
Возникновение и развитие российской империи в XVIII xix вв Предпосылки петровских преобразований. Внутренняя и внешняя политика Петра I. Реформы в сфере государственного управления |
|
Н. И. Кузнецова социо-культурные проблемы формирования науки в россии (XVIII — середина XIX вв.) Издание осуществлено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда по проекту 98-03-16121 |
|
Документальная история сибири XVII середина XIX вв. Владивосток I. Сибирские архивы в системе приказных учреждений русского государства (Конец XVI начало XVIII вв.) |
|
Должностная инструкция заведующего хозяйством Заведующий хозяйством структурного подразделения относится к категории руководителей |
|
Дагестанский научный центр ... |
|
Ильин Владимир Иванович Поведение потребителей Глав позитивистская... С крахом феодализма в Европе началась новая эпоха. В одних странах она началась еще в XVII-XVIII вв. (Англия), в других с конца XIX... |
|
Большой юридический словарь Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
|
Становление и функционирование русской диаспоры в Калифорнии во второй... |