Книга Т. И. Солодовой (Матиканской) «Человек долга и чести. Жизнь и деятельность тобольского педагога Г. Я. Маляревского»
|
Скачать 10.89 Mb.
|
Много дала для СибириТобольская семинария высокообразованных, Просвещённых и гуманных людей, Которые славой себя покрыли, Как борцы и герои благородных идей4. В то время, когда в Тобольской духовной семинарии учился Яков Маляревский (примерно 1856-1864 гг.), она располагалась в комплексе Знаменского монастыря, занимая каменный двухэтажный корпус, не так давно построенный. Для нужд семинарии его не хватало, и поэтому часть воспитанников ютилась в монастырском корпусе, там же находилось несколько учебных классов. Жилые комнаты – «камеры» были тесными, сырыми и холодными. Зимой обычно печи протапливались по утрам, но во время больших морозов их жара не хватало, ученики мерзли, многие по бедности своей не имели тёплой одежды, поэтому печи топили вторично вечером. Бывало, что это приводило к пожарам. Хотя огонь успевали погасить до большой трагедии, приходилось изыскивать деньги на ремонт, а семинаристам ещё больше тесниться. Скученность общежития время от времени приводила к вспышкам инфекционных заболеваний. Казённокоштные ученики «претерпевали многолюдство, тесноту и вредность в гигиеническом отношении», - пишет в своём труде «Из истории духовного просвещения и духовной школы в Сибири. Тобольская епархия» В. М. Волков.5 Стремясь уберечь воспитанников от эпидемии, эконом семинарии по приказу начальства закупал пудами «чудодейственное» средство – еловую серу. Ею систематически окуривались жилые помещения. Сырость, тянувшаяся с Иртыша, частые наводнения помогали времени быстро разрушать здания и их внутренность: крошился кирпич, облезала краска с лестниц и перил, рассыхались брёвна деревянных построек, расщеливался пол. Приходилось постоянно заниматься ремонтными работами: то в одной, то в другой комнате заменять прогнившие потолки, поправлять половицы, укреплять печи, вставлять новые рамы, исправлять мостовую и деревянные тротуары. Совершенно недостаточное финансирование не только Тобольской семинарии, но и всех духовно-образовательных учреждений в стране, обрекало и наставников, и их воспитанников на тяжёлое существование. Вот как красочно и эмоционально описывает это прошлое духовной школы учитель истории Тобольской семинарии И. Сырцов в своей статье «Памяти в бозе почившего государя императора Александра II» (1882 год): «Наставники духовного юношества, получая за свои труды ничтожное сравнительно вознаграждение, не знали, как существовать, постоянно нуждались в насущном куске хлеба и на этом по преимуществу сосредотачивали своё внимание; на усовершенствование себя в деле воспитания будущих пастырей церкви у них не было ни времени, ни средств; дело воспитания они вели кое-как, придерживаясь устаревших программ и метода. И нередко забивали юношество зубрением и экзекуциями… Каково было положение воспитанников духовно-учебных заведений 50-х и начала 60-х годов 19 века, об этом тяжело вспомнить: они, поистине, испытывали холод и голод и при этом ещё постоянные побои. Одетый в длиннополый холщёвый халат, в плохих сапогах, а иногда и лаптях, подкрепивший себя кое-как плохой кашей, воспитанник духовного училища или семинарии постоянно дрожал за свою спину, потому что бывали наставники, которые экзекуцию в деле воспитания ставили на первый план и ежедневно наказывали правого и виноватого, прежде чем начнут свои уроки. Тут было юноше не до саморазвития; он с грехом пополам, если только можно было, зазубривал данный по учебнику « от сюда до сюда» урок, чтобы только спастись от наказания, - говорим: если только можно было, т. к. и учебников, за малым исключением, по предметам науки не было».6 Однако справедливости ради необходимо отметить, что в Тобольской духовной семинарии до таких крайностей, о которых пишет И. Сырцов, в 50-ые годы 19-го века дело уже не доходило. Об этом свидетельствует «Журнал постановлений Семинарского правления за 1850-ый год».7 В 50-ые годы тобольские семинаристы стали лучше питаться; вместо армяков им «строили» шинели из темно-зеленого сукна; халаты, в которых они раньше ходили на учёбу, заменились куртками и тужурками, а по торжественным дням старшие воспитанники щеголяли в сюртуках из дешёвой ткани. На ногах у них красовались сапоги, голову украшали картузы. Правда, всё равно приходилось быть осмотрительным при приобретении вещей и продовольствия. Эконом семинарии предпочитал делать большие закупки не в Тобольске, где цены «кусались», а в Тюмени, во время больших ярмарок. Там и поторгуешься, и купишь не в пример дешевле. Даже вместе с дорожными расходами на лошадей и перевозку: путь не малый – 260 вёрст – выходила прямая выгода. В целях экономии вместо шерстяных носков, которые должны были выдаваться семинаристам: они надевали их на ноги под сапоги, - закупалось серое или чёрное сукно «крестьянского изделия» из овечьей шерсти на «обёртки», поскольку носки - «в носке не прочные». Когда семинаристы вырастали из своих шинелей и им «строили» новые, старые отдавали ученикам бурсы, наиболее бедным, не имеющим тёплой одежды. Печи в семинарии топились сухими берёзовыми, реже осиновыми или еловыми дровами, но частично, чтобы сэкономить средства, закупалось сырьё – дрова, «водоплавные» по Иртышу. Они стоили гораздо дешевле. Содержание воспитанников в семинарии было 3-х типов: 1) Казённое – казённокоштные воспитанники. Оно предоставлялось сиротам и ученикам из многодетных или бедных семей. При этом правление семинарии обращало большое внимание на успехи в учении воспитанника. 2) Полуказённое - полуказённокоштные воспитанники. Ученики этого типа обучались и питались бесплатно, но их не обеспечивали одеждой и жильём. 3) Пансионерное – своекоштные воспитанники. Они вносили плату за своё содержание в семинарии. Поступающие в семинарию должны были пройти испытание: показать определённый уровень знаний. Те, кому это не удавалось, зачислялись в духовное училище – бурсу. Яша Маляревский хорошо прошёл испытания и сразу поступил в семинарию. По причине небольших доходов и многосемейственности своего отца, он был зачислен на казённый кошт. Тяжело было одиннадцатилетнему мальчику, тихому и застенчивому, свыкнуться с непривычными условиями жизни. Большие мрачные здания пугали его суровым видом, а монастырские церкви величием и торжественностью подчёркивали его, Яши, мизерность и слабость. В середине Знаменского комплекса находилось кладбище для монахов и их настоятелей. Ученики, стремглав, пробегали мимо него, крестясь и шепча молитву, когда торопились на послеобеденный урок в монастырский корпус, двухэтажной громадиной замыкавший по периметру всё подворье. Особенно страшно было здесь зимой. В это время года быстро смеркалось, и тёмные кресты надгробий казались вставшими из могил покойниками. Старшие семинаристы потихоньку рассказывали младшим жуткие истории о том, что ночью на монастырском кладбище видны блуждающие огоньки, а в тёмных коридорах монастыря бесшумно скользят какие-то полупрозрачные тени. Вечерами, после отхода ко сну, мальчики дожидались, когда утомлённый дневными трудами воспитатель, почивавший с ними в одной комнате, уснёт. Тогда начинались шёпотом жуткие рассказы о ведьмах, упырях, оборотнях и вурдалаках, которые ночью поднимаются из своих могил, чтобы до утреннего крика петуха успеть, попив крови православного, превратить его в такого же мертвеца и кровососа. И горе тому, кто не успеет оградить себя от нечистого крестом и святой молитвой! После таких историй Яша долго не мог уснуть. Впечатлительный мальчик, представляя всякие ужасы, давал себе клятву побольше молиться и во всём слушаться наставников: ведь богобоязненная душа чистотой помыслов своих ограждена от злого духа! А утром надо было рано подниматься. Семинаристам не давали долго спать. Они ложились в 10 часов вечера, а вставали в пять утра. Наскоро умывшись, шли на общую молитву, а потом, скромно позавтракав в трапезной кашей с конопляным маслом и толокняным киселём, спешили в учебные комнаты. Это были довольно большие помещения, в которые входило 50-60 человек. Ученики сидели за партами на длинных деревянных скамьях без спинок. Для преподавателя имелись стол и стул. В классе словесности стояли застеклённые шкафы с образцовыми работами, написанными красивым каллиграфическим почерком; с особым старанием были выведены в них заглавные буквы. На стене висели портреты пиитов Российских, прославленных в 18 веке: Михайлы Ломоносова, воспевшего великого императора русского Петра I, и Державина Гавриила, своими одами известного. Для занятий в классе черчения находились готовальни: большие и маленькие – китайская тушь, остро отточенные карандаши. По представлению учителя в математический кабинет закупались линейки, углы разной величины, астролябия, ватерпас. У учеников высшего отделения семинарии были классы естественной истории, медицины, их учили основам ведения сельского хозяйства. Воспитанники собирали гербарии, образцы местных почв, минералов, с ними проводились и практические занятия. Преподавались прикладные ремёсла: столярные, токарные работы, переплётное дело. Был даже урок гимнастики. После утренних занятий, чинно построившись, шли на обед. В постные дни для семинаристов готовилось «крошево» из свежей или квашеной капусты, в разрешённое время – уха. Для неё пудами закупалась разнообразная речная рыба: налимы, крупные ерши, караси, подъязки, щуки, - благо Иртыш находился рядом, а рыбы в нём водилось в то время неисчислимое множество. На семинарском огороде выращивались овощи: репа, морковь, редька, свёкла. Но огород был небольшим, и овощи приходилось докупать, особенно картофель и горох. Горох в разных видах часто гостил на семинарском обеде во время постов. В скоромные дни стол воспитанников состоял в основном из тех же продуктов. Зато для праздничных трапез закупались «коровье» масло, молоко, творог, сметана, яйца, изюм, «сколько будет нужно»8, и для пасхальных куличей, и для еды. В праздничные дни семинаристы ели студень из говяжьего мяса, жаркое из телятины, пили молоко. В кухне стояли огромные медные котлы, а на столах семинаристов – глиняные муравленые тарелки, чашки, кружки. Любили воспитанники ходить в баню. Она была своя, семинарская. Строгий контроль над ними в помывочной ослабевал, и даже ученики высшего отделения, степенные и важные в другое время, любили неожиданно плеснуть друг в друга ледяной водой из деревянной шайки. А уж когда мылись младшие, стоял совсем несусветный шум. Однако это удовольствие было не частым. Воду приходилось возить из Иртыша бочками, и хотя до него рукой подать, истопить баню и нагреть воды на две-три сотни человек – работа очень трудоёмкая. Да! В бане - хорошо, весело! Но у Яши было другое самое интересное место в семинарии - это библиотека. Она располагалась в большом зале. За стёклами высоких красивых шкафов, украшенных резьбой, виднелись переплёты книг. Многие из них выдавались воспитанникам на руки, чтобы почитать после ужина. Педагоги поощряли в учениках стремлении к чтению. В уставных правилах семинаристам рекомендовалось использовать свободное время для чтения книг высоконравственных и поучительных. Очень нравилась Яше историческая повесть «Ермак, завоеватель Сибири». Он несколько раз перечитывал её, а некоторые места даже знал наизусть. Интересовался он и журналом «Библиотека для чтения», который ежегодно выписывался из столицы; особенно привлекали его вирши российских пиитов Кантемира и Сумарокова. Когда Яков обучался в высшем отделении, он, склонный к созерцательности и размышлениям, пристрастился к философским трудам отцов церкви. Конечно, в библиотеке было больше учебников, пособий и трудов знаменитых богословов: «Русская хрестоматия» в 2-ух частях, « Книга для чтения и упражнений в словесности», «Практические упражнения в алгебре», «Догматическое богословие» - а также книг, имеющих сельскохозяйственную направленность: «Хозяйственное практическое пособие по содержанию огородов и садов», в 3-х частях Цигры, «Наставление о содержании романовских овец» Михельсона и др. Библиотекарь заботился о пополнении фонда. Каждый год Московская Синодальная типографская контора отправляла в семинарию каталог книг, которые можно было выписать через Синодальные книжные лавки Петербурга и Москвы. Яша любил вечером, после ужина, когда воспитанникам давалось свободное время, сесть за дощатый стол в «камере», к которой он приписан, и при свете свечи, позабыв обо всём, погрузиться в мир книги. Сальные свечи закупались экономом семинарии в большом количестве: «они нужны для воспитанников семинарии и училища, постоянно сидящих за книгой и письмом».9 Рядом с ним сидели его товарищи. Огонь 2-3 свеч озарял только поверхность стола. Вся остальная комната находилась в полумраке, освещённая только светом лампадок у домовых икон. Скорее угадывалась, чем виднелась скромная обстановка жилья: побелённые стены, дощатый потолок, гардеробы со створчатыми дверями, окрашенные тёмной краской, деревянные койки, простые стулья с твёрдыми сидениями, циновки из рогожи на полу у порога. Но вот приходила пора укладываться спать. Жаль было отрываться от интересной книги… Яша, как и его однокашники, раздевшись и аккуратно повесив всё на спинку койки, ложился на тюфяк, набитый оленьей шерстью. Каждому семинаристу полагался постельный «прибор», в который входили, кроме тюфяка, 2 подушки в нанковых наволочках, две простыни и одно одеяло. Яша рос худеньким, болезненным мальчиком. Сырой, нездоровый климат подгорья Тобольска, тяжёлый воздух монастырских каменных зданий ещё больше усугубил его недомогание. Его часто лихорадило, на щеках выступал нездоровый румянец, временами душил кашель. Тогда мальчика отправляли на лечение в семинарскую больницу. Больничное здание для семинаристов – большое, просторное, светлое и хорошо оборудованное – было построено в 1843-м году. В.М. Волков в своей книге «Из истории духовного просвещения и духовной школы в Сибири. Тобольская епархия»10 пишет: «В нижнем этаже находились: приёмный покой и квартира для фельдшера. В верхнем этаже – просторные светлые палаты для больных, которые пользовались внимательным уходом и заботой как со стороны обслуживающего медицинского персонала – врача и фельдшера, так и со стороны администрации семинарии – ректора и инспектора». Пребывание в больнице семинаристы считали большим везением, чуть ли не счастьем, они старались попасть туда всякими правдами и неправдами. Их не отпугивали даже неприятные медицинские процедуры, вроде манипуляций с оловянной клистирной трубкой или пиявок на затылок. Вот и для Яши дни, проведённые в больничных покоях, были, действительно, покоем, отдыхом от строгой семинарской дисциплины и жёсткого распорядка дня. Окружённый непривычными заботой и вниманием, он мог как следует отоспаться, перечитать любимые книги, свободно поболтать с соседями по койке о своих, мальчишеских делах: в семинарии посторонние разговоры считались праздными и запрещались уставом. В больнице кормили гораздо лучше, чем в общей трапезной. Специально для «недужных» закупались «припасы»: лимоны, яблоки, чернослив, сахар, мёд и чай, который в то время считался роскошью. Палаты периодически для дезинфекции окуривались можжевеловыми ягодами. Здесь и тюфяки были помягче, и одеяла потеплее. А вместо курток больные носили удобные халаты из мягкого сукна. Очень болящим даже разрешалось не соблюдать пост, и для них специально в поварне готовили скоромное. Более того, каждый день, утром и вечером, фельдшер давал им по ложке сладкого красного вина – кагора, который в то время считался целебным. В больнице даже была – о, чудо! – ванна, в ней санитар сам мыл ослабленных недужных. Ну, как было не мечтать попасть в такой рай! При больнице была аптека, в которой готовились все нужные для врачевания лекарства. На это денег не жалели: приобретались и сера горючая, и белый уксус, и жёлтый воск, и свиное сало; «по рецептурной книге» - вёдрами – «пенное очищенное вино» и даже спирт высшей пробы. Большим событием в жизни Тобольска было открытие памятника Завоевателю Сибири – Ермаку. Вначале планировалось поставить монумент на Панином бугре, откуда он виднелся бы всему городу. Но Панин бугор в то время – место дикое и незаселённое, и поэтому решили соорудить обелиск на Чукмановом мысу. Мыс очистили от деревянных домов, находящихся там, и инженер Шмидт спроектировал площадку под памятник. Целых 400 лошадей везли на санях зимой части монумента с Урала, где он создавался. Из Петербурга прибыл архитектор, который руководил сборкой памятника. И хотя он был установлен в 1838-м году, полностью работы окончились только спустя 11 лет. А ещё через десять лет, в 1859-м году, был открыт сад Ермака: посажены деревья, устроены цветники, сооружены оранжереи, в которых выращивались редкие цветы и даже фрукты. С тех пор сад стал любимым местом отдыха горожан. Иногда в праздничные дни, под присмотром воспитателей, семинаристов водили на прогулку в сад Ермака. Младшим разрешалось побегать по аллеям, на пересечении которых был поставлен монумент, и даже поиграть в салочки, в то время как старшие парами, не спеша, прогуливались к памятнику и дальше – на самый обрыв. Оттуда открывался великолепный вид на «подгору» и далёкие за Иртышом окрестности Тобольска. Это место по праву считалось одним из самых лучших и живописных в городе. Для Яши, увлекавшегося книгами о Ермаке, - легендарный казак был великим человеком, героем, подобным древнегреческому Гераклу. С благоговением мальчик рассматривал монумент, обходя его кругом. Мраморный гигант, пирамидально устремлённый в небо, гранитные плиты вокруг него и толстые цепи, прикреплённые к вкопанным в землю чугунным пушкам, - всё поражало впечатлительного мальчика. А когда он выходил на откос и смотрел в сторону Иртыша, казалось, до его слуха доносится бряцанье кольчуг и звон мечей дружины Ермака Тимофеевича, сражающейся с воинами хана Кучума… При выпуске («выключении») из семинарии, окончивший все её отделения: низшее, среднее и высшее, - Яков Маляревский аттестован как «поведения очень хорошего и успехов очень хороших». Вскоре, в 1864-м году, Яков рукоположен в священники села Чернавского Курганского округа. Уже спустя четыре года отец Иаков удостоился архиепископского благословения «за церковный порядок в хозяйстве и своевременное ведение документов»11. В справке, представленной на него в 1869-м году, он характеризуется следующим образом: «в познаниях исправен и проповеди по назначению говорил. Поведения весьма хорошего и по должности рачителен».12 Следовательно, можно сделать вывод, что отец Иаков честно и добросовестно выполнял возложенную на его род государством и традициями религиозно-просветительскую миссию. Однако такая достойная жизненная позиция не спасала от материальных трудностей. Сельский священник обычно имел очень скудный доход. Годовое жалование Якова Григорьевича – 140 рублей – обрекало его семью на очень скудное существование. Обрабатывать землю он не мог, поскольку был человеком очень болезненным. В 1870-м году Яков Григорьевич, видимо, дошёл до крайней степени отчаяния из-за невозможности прокормить свою семью. Он отправляет прошение на имя Тобольского архиепископа с просьбой о перемещении его из села Архангельского Петропавловского округа, где он в это время жил с семьёй (священников часто перемещали с места на место), в село Дубравное Курганского округа, где было свободно место священника. «В следствие сильных неурожаев на хлеб в течение нескольких лет сряду, прихожане мои пришли в крайнюю бедность и не оказывают мне совершенно никакой помощи в содержании; содержать же семейство своё, состоящее из жены и троих сыновей, на одно почти жалование… при дороговизне на жизненные потребности, нет никакой возможности, но я имею ещё троих сирот: брата, сестру и племянницу, которые по бедному своему положению также нуждаются в моей помощи…»13 Яков Григорьевич отличался нравом тихим и терпеливым, священнический сан располагал его к философским размышлениям и стоическому отношению к жизненным невзгодам. Его сохранившийся портрет воссоздаёт нам образ человека аскетического вида, с правильными худыми чертами удлинённого лица, большими глазами, глядящими задумчиво и печально. Он как бы прислушивается к чему-то внутри себя. Длинные волнистые волосы красиво и свободно раскинулись по плечам. Поэт сказал бы, что на его лице лежит печать трагической судьбы. Его портрет – это портрет интеллигента. И только рука, лежащая на каком-то постаменте – с широкой ладонью и крупными пальцами – выдаёт в нём простонародное происхождение. Вряд ли Яков Григорьевич сам решился обратиться с прошением к самому архиепископу: так бы и мучился с детьми, покоряясь своей доле. Скорее всего, подвигла его на это жена, Александра Константиновна, женщина решительная и суровая даже к собственным детям, не говоря о муже. Она крепкой рукой держала бразды правления в своей многочисленной семье. Архивные документы умалчивают, была ли удовлетворена просьба отца Иакова. Видимо, – да, поскольку дальнейшая жизнь семьи связана с тем округом, куда и просил перевести его Яков Григорьевич, – Курганским. Однако сам отец Иаков, спустя год после описываемых событий, в 1871-м году скончался в возрасте 28 лет от чахотки, оставив сиротами двух сыновей, третий умер в младенчестве. |
Похожие:
 |
Книга Т. И. Солодовой (Матиканской) «Отзыв мыслей благородных» Книга предназначена для тех, кто интересуется историей, культурой Сибири и в целом России. Сборник может быть использован как учебное... |
|
Жизнь способ употребления Книга-игра, книга-головоломка, книга-лабиринт, книга-прогулка, которая может оказаться незабываемым путешествием вокруг света и глубоким... |
|
Книга замечательная. Именно поэтому она не просто сборник интереснейших историй, а нечто большее Почему 60 людей одновременно убеждены в том, что животное имеет право на жизнь, и в том, что человек имеет право это животное съесть?... |
 |
Методика № дифференциально диагностический опросник (ддо; Е. А. Климов) Шкалы Шкалы: типы профессий человек-человек, человек-техника, человек-знаковая система, человек-художественный образ, человек-природа Назначение... |
|
Книга учёта жизни Жизнь она всегда проще, циничнее и жёстче, чем кисельные берега мягких виртуальных форумов. Читайте жизнь отсюда, с матом, с желчью,... |
|
Книга читается легко, с живым интересом, предназначена для широкого круга читателей Текущая жизнь определила содержание повести "Неотправленные письма". Одинокий человек стремился выразить смысл наблюдаемых событий,... |
|
Документация к открытому запросу цен на право заключения договора... Тобольского регионального отделения «Тепло Тюмени» филиала ОАО «суэнко» в 2014 г |
|
Методические материалы по результатам поэтапного внедрения стандарта... Методические материалы по результатам поэтапного внедрения стандарта профессиональной деятельности педагога (педагогическая деятельность... |
|
Млодик И. Ю. М 727 Книга для неидеальных родителей, или Жизнь на... М 727 Книга для неидеальных родителей, или Жизнь на свободную тему. (Родительская библиотека). — М.: Генезис, 2009. 3-е изд. — 232... |
|
Руководство для начинающего профессиональную деятельность педагога-психолога. Челябинск, 2010г Руководство для начинающего профессиональную деятельность педагога-психолога. – Челябинск, 2010г |
|
Положение о кабинете педагога-психолога муниципального бюджетного... Настоящее Положение, регламентирующее деятельность работы кабинета педагога-психолога муниципального бюджетного дошкольного образовательного... |
|
Врач – одна из самых благородных, гуманных и необходимых профессий! В руках врача находится человеческая жизнь. Легче стать врачом, чем быть им. Врач – это не просто профессионал, это творец. Врач... |
|
Нежность к ревущему зверю книга вторая зона испытаний Все алое, подлое и низкое, глупое в конце концов не оставляет следа; его нет, не видно. А что есть? Лучшие страницы лучших книг,... |
|
"Человек тыла": его трудовая жизнь, культура и быт в тылу в годы... Человек тыла : его трудовая жизнь, культура и быт в тылу в годы Великой Отечественной войны ( 1941- 1945 гг.) |
|
Руководство для начинающего профессиональную деятельность педагога-психолога Давыдова В. И., начальник управления образования Калининского района администрации города Челябинска |
|
Владимир Николаевич Мегре энергия жизни книга 7 Владимир Николаевич... ... |