В качестве методологической концепции методического комплекса для выделения предикторов вовлечения детей и подростков наиболее перспективной является оценка склонности к рискованному поведению, как центральному фактору, обеспечивающему успешность такого вовлечения.
Понятие риска в контексте психологии здоровья
В современной медицине в контексте различных уровней профилактики заболеваний широко применяются такие понятия, как фактор риска, группы риска и рискованное поведение.
Фактор риска – это понятие, обозначающее такие условия или обстоятельства, которые, не являясь непосредственными источниками и причинами заболеваний, увеличивают вероятность их возникновения, способствуют проявлению этих заболеваний и могут усугублять их течение.
В отличие от вредоносных воздействий, вызывающих болезнь, факторы риска – это такие условия, опасное действие которых носит вероятностный характер и не означает неизбежность, а лишь вероятную угрозу возникновения отрицательных последствий. В зависимости от степени вероятности выделяют факторы высокого, умеренного и низкого рисков.
Контингент людей, подверженных действию того или иного фактора риска, называется группой риска по данному фактору.
В отношении многих болезней принято выделять поведенческие факторы риска, когда определенный образ жизни выступает фактором риска заболевания. Например, в отношении ВИЧ-инфекции как поведенческие факторы определяют употребление психоактивных веществ (ПАВ) и рискованное сексуальное поведение (Должанская Н.А. и др., 2009). Это связано с тем, что ВИЧ-инфекция передается тремя путями: через кровь (парентеральный путь), половым путем и от матери плоду (вертикальный путь). При употреблении ПАВ, как правило, возможна реализация всех трех путей. Парентеральный путь передачи осуществляется при инъекционном употреблении наркотиков при совместном использовании загрязненных шприцев и игл; сексуальный путь осществляется при приеме психостимулирующих веществ, усиливающих половое влечение и активность; вертикальный путь передачи вируса возможен от ВИЧ-инфицированной матери, употребляющей наркотики и не обращающейся за медицинской помощи из-за асоциального образа жизни.
В результате употребления ПАВ изменяется состояние психической сферы, и прием любого психоактивного вещества приводит к снижению контроля над собственным поведением и провоцирует его формы, связанные с высоким риском ВИЧ-инфицирования. При этом существенную роль может играть вид употребляемого ПАВ, его доза и длительность применения.
Факторами риска ВИЧ-инфицирования у потребителей наркотических веществ могут также быть возраст и длительность наркотизации.
По данным Российского научно-методического Центра по профилактике и борьбе со СПИДом главным фактором риска заражения ВИЧ-инфекцией в России является использование общих шприцев для внутривенного введения наркотиков (Покровский и др., 2012). Потребители наркотиков не только часто использует один и тот же шприц и одну и ту же иглу в компании знакомых им лиц, но и пользуются шприцами, которые они получают от продавцов с уже готовым наркотическим раствором.
Не всегда заразившиеся таким путем явлются больными наркоманией с большим стажем. Нередко неопытные потребители порой подвергаются большему риску заражения, чем больные наркоманией со стажем. Подросток, впервые решивший попробовать внутривенный наркотик, не может, как правило, ввести его самостоятельно и проконтролировать стерильность шприца и иглы. При групповом приготовлении раствора для введения право первого укола чистым шприцем принадлежит наиболее опытному и старшему потребителю. Кроме того, наиболее опасные групповые формы употребления наркотиков свойственны ранним этапам формирования зависимости.
В результате происходит заражение «неопытных», случайных лиц, увеличивается его риск для лиц молодого возраста, вовлекаемых в наркотизацию, или для подростков, находящихся на стадии поискового поведения.
В ходе систематической наркотизации по мере развития заболевания качественные и количественные изменения претерпевает сексуальная активность больных. Наркотическое одурманивание, как правило, сопровождается повышением либидо и потенции. Это особенно выражено при приеме гашиша и психостимуляторов. Через некоторое время реализация половых функций оказывается возможной лишь в состоянии опьянения, а при некоторых формах (опиизм) - во время развития абстинентного синдрома. К исходу второй стадии наркологической зависимости обычно развивается импотенция, но жалобы на нее бывают редки, так как у больных полностью исчезает либидо.
Несмотря на распространенную точку зрения о снижении полового влечения и потенции при приеме препаратов опийной группы, последние исследования показали наличие среди опийных наркоманов так называемого «сексуально-экстатического» типа, характеризующегося сохранением сексуальности даже при достаточно большом стаже наркотизации и усилением и даже расторможенности полового влечения в состоянии абстиненции.
Имеют место и качественные расстройства сексуальной сферы у наркоманов - нарушения сексуальной ориентации. Очень быстро становится обычным активный промискуитет и групповой секс в «семье». Однополая группа наркотизирующихся может спровоцировать и гомосексуальные отношения. Для наркоманов характерны и такие сексуальные инверсии, как педофилия (сексуальное влечение к детям), особенно при злоупотреблении психостимуляторами.
Употребление алкоголя также связано с угрозой распространения ВИЧ-инфекции. Нередко алкоголь используется как средство облегчения вступления в половые отношения, под его влиянием утрачивается разборчивость в выборе партнера, снижается критичность в плане использования средств предохранения.
Длительное злоупотребление алкоголем сочетается с частой сменой партнеров (промискуитетом), проституцией, высоким риском ЗППП.
Состояние иммунной системы при различных формах наркоманий и алкоголизме также является существенным фактором в распространении и течении ВИЧ-инфекции, т.к.систематический прием ПАВ подавляет иммунитет и снижает резистентность к инфекциям (Должанская Н.А., Бузина Т.С., 2000) .
Почему информационный подход является недостаточно эффективным? Почему люди, обладая достаточной информацией об опасности для своего здоровья того или иного образа жизни, не отказываются от него и продолжают рисковать здоровьем, даже когда оно уже сильно подорвано? Ведь, если мы точно знаем, что употребление такого яда, как цианистный калий, приводит к быстрой и неминуемой гибели, нам достаточно простой информированности об этом, чтобы не употреблять его.
Проблема заключается в том, что когда речь идет о факторах риска и необходимости изменения рискованного поведения, развитие болезни носит вероятностный характер, а ее исход в случае возникновения ожидается в достаточно отдаленный период. В этих условиях необходимость усилий для изменения рискованного поведения и смены сложившегося жизненного стереотипа могут сталкиваются с серьезными препятствиями из-за сопротивления со стороны личности, вызванного многими причинами. В данном случае речь идет о склонности к риску, как особой форме мотивации или личностной черте, которая связана с потребностью в особых, острых ощущениях и переживаниях.
Общая характеристика склонности к рискованному поведению.
Значительное количество исследований феномена риска и рискованного поведения в психологии рассматривало и рассматривает его как результат когнитивного процесса ориентировки в ситуации, вероятностной оценки результата тех или иных действий субъекта и принятия решения действовать в направлении достижения цели в условиях дефицита времени, информации и многих других параметров ситуации, таких как «цена» альтернативы, «значимость» потерь, «социальная значимость» принятия решения (Ю. Козелецкий, 1979; Корнилова Т.В., 2003). В то же время многие исследования показывают, что при одинаковых ситуационных условиях, люди могут существенно различаться готовностью принимать риск и рисковать, эти индивидуальные различия Корнилова Т.В. объединяет понятием личностного риска. В ее работах рассматривается два вида рискованного поведения: готовность к риску, как регулятор процесса принятия решения, заключающийся в оценке субъектом своего прошлого опыта и предвосхищении возможных уровней самоконтроля, и склонность к риску, как поиск острых ощущений, реализующийся в рискованных поступках с целью получения особых переживаний в этой ситуации. При этом отмечается взаимозависимость этих качеств индивида в молодом возрасте и их независимость в более старшем.
А. Петровский (1992) также выделяет два типа рискованного поведения. В одном случае поведение определяется значимостью достигаемой цели и является “мотивированным”. При этом цели рискованного поведения могут быть самыми различными (достижение определенного социального или материального положения, одобрение со стороны окружающих и т.д.), но обязательно присутствует выгода и когнитивный выбор стратегии ее достижения. В другом же случае рискованное поведение как бы “бескорыстно”, так как не влечет за собой никакой видимой объективной выгоды. Однако испытуемые, рискующие «бескорыстно», указывают на наличие «субъективной выгоды». Они объясняют свои поступки «тягой, влечением» к риску и описывают возникающие при этом ощущения как «нарастающее напряжение, сменяющееся в последний момент резкой разрядкой». Таким образом, привлекает не цель сама по себе, а возможность испытать особые «острые ощущения». Причем, было установлено, что если субъект рискует ради достижения какой-то внешней в цели, то на выбор стратегии поведения и величину риска, на который он готов пойти, оказывают влияние как характеристики цели (например, ее привлекательность), так и такие личностные особенности индивидуума, как потребность в социальном одобрении, уровень притязаний и мотивация достижения. В то же время все эти факторы не имели никакого значения в ситуации, когда субъект рисковал ради получения особых ощущений. Было установлено также и то, что почти все люди, готовые рисковать ради выгоды, рисковали и ради особых переживаний. Однако, не все, рисковавшие «бескорыстно», готовы были к риску ради выгоды (В.А. Петровский, 1992).
Таким образом, можно предположить, что готовность к «мотивированному», рассчитанному риску базируется на более общей потребности в острых ощущениях.
Подтверждение этой идеи можно найти в других исследованиях, посвященных изучению людей, чьи профессии и хобби сопряжены с риском. Так, экспериментальные данные показали, что среди альпинистов, горнолыжников, волонтеров для психологических экспериментов по сенсорной депривации и гипнозу, деятельность которых сопряжена с физических риском, а также бизнесменов и политиков, чей риск имеет социальные последствия, встречается достаточно высокий процент лиц, имеющих высокие показатели по шкале поиска ощущений (К. Мигдал, 1990; L.M. Bouter et al., 1988; D. Thomas, 1989; R. Wahlers, M. Etzel, 1985; J. Watson, 1985; M. Zuckerman et al., 1967). Эти люди рискуют не только потому, что от них этого требует их профессия, они выбирают такие профессии, потому что им нужны необычные переживания.
В зарубежных исследованиях, посвященных рискованному поведению также можно встретить в основном два термина: risk-taking (G. Wyatt, 1990; M. Zuckerman, 1986), - как принятие риска, и sensation seeking – как поиск ощущений (M. Zuckerman, 1975; M. Zuckerman, 1992; M. Zuckerman et al., 1988). В целом эти понятия сопоставимы с делением риска на «мотивированный» и «бескорыстный» у В.А. Петровского (1993) или «готовность к риску» и «склонность к риску» у Т.В. Корниловой (Т.В. Корнилова, А.А. Долныкова, 1995) .
Для поведения типа «принятие риска» (risk-taking) характерна выраженная когнитивная активность и наличие объективной выгоды, цели, в то время как поведение типа «поиск ощущений» (sensation seeking) связано с потребностью в различных новых ощущениях и переживаниях и выражается в стремлении к физическому и социальному риску ради них самих. При этом «поиск ощущений» на уровне личностной организации рассматривается как более непосредственная форма поведения, которая является базисной для «принятия риска».
M. Цукерман рассматривает «поиск ощущений» как индивидуальную особенность субъекта, которая определяется необходимостью поддерживать оптимальный уровень стимуляции и возбуждения. Люди, склонные к такому поведению, часто описывается как независимые, импульсивные, с низким уровнем тревоги, испытывающие потребность в возбуждении. (M. Zuckerman, 1975; M. Zuckerman, 1992; M. Zuckerman et al., 1988).
Существуют различные теоретические интерпретации феномена «поиска ощущений». Одна из гипотез заключается в том, что существует некоторый оптимальный для индивида уровень возбуждения, который он стремится постоянно поддерживать. Понятие оптимума возбуждения было введено Д.Хеббом и К.Лейбом, считавшими, что необходимость его поддержания становится потребностью индивида, а нарушение равновесия в этой области мотивирует деятельность по его восстановлению (D. Hebb, 1965; K. Leuba, 1965).
С этих же позиций Я. Стреляу (1982) описывает такое свойство темперамента как реактивность. При этом описание низкореактивных субъектов, не переносящих однообразия, активных, с низкой тревогой, во многом совпадает с описанием M. Цукермана (1975) индивидов с высоким уровнем показателей поиска ощущений. Оба автора считают, что подобные качества характера могут быть связаны с изначально низким уровнем возбудимости.
В рамках концепции физиологического базиса поиска ощущений показано, что ориентировочная реакция на случайные стимулы у лиц с высокими показателями этого типа поведения по своей величине значительно выше оборонительной, тогда как у лиц с низкими показателями соотношение этих реакций противоположное. Это позволяет предположить, что ситуация внезапной опасности может вызывать у высокорискованных индивидов в большей мере интерес к ней по сравнению с теми, кто не склонен к риску (M. Zuckerman et al., 1988). По мнению М. Цукермана отсутствие страха с одной стороны и потребность в необычных впечатлениях с другой стороны могут приводить к употреблению наркотиков людей с выраженным поиском ощущений (M. Zuckerman, 1986).
Склонность к риску, как поиска ощущений, в рамках деятельностного подхода, в частности в концепции неадаптивной активности В.А. Петровского (1992), рассматривается как «надситуативная активность» закономерно возникающая в рамках нормального функционирования субъекта. По мнению В.А. Петровского источником надситуативной активности является то, что «в ходе целенаправленного действия субъект вынужден осуществлять поиск средств реализации цели, что означает опробывание различных элементов ситуации в качестве потенциальных условий осуществления действия… В итоге у индивида накапливается резерв нереализованных возможностей, которые избыточны относительно исходного отношения, побуждавшего деятельность.» Также, в процессе осуществления деятельности, индивид осуществляет оценку процессов и результатов собственных достижений, рефлексируя возникавшие альтернативы действий. Таким образом, при надситуативной активности индивид строит образ возможного, но избыточного преобразования ситуации, что и становится для него целью деятельности.
Склонность к риску, с точки зрения В.А. Петровского, генетически восходит к ориентировочной реакции, который противопоставляется оборонительной реакции. Оборонительная реакция порождает страх, тревогу и напряжение, в случае благоприятного исхода ситуации внутреннее состояние индивида сменяется некоторым освобождающим переживанием катарсиса. Таким образом, могут быть выделены как побуждения, отталкивающие индивида от опасности (реакции избегания), так и побуждения навстречу угрозе (реакции стремления к опасности). Взаимодействие между этими тенденциями в одних случаях склоняют человека к осторожному поведению, а в других случаях предрешают рискованный способ действия.
В.А. Петровский предлагает иерархически организованную модель активности, где импульсу к бегству на каждом уровне восхождения (врожденные реакции, индивидуально-приобретенные, ценностно-обусловленные) противостоит неадаптивный “порыв“ к опасности. Победа “адаптивного“ над “неадаптивным“ импульсом приводит к отказу от риска. Когда же верх одерживает неадаптивная тенденция — субъект рискует.
Формулируя «принцип надситуативной активности», согласно которому «субъект, действуя в направлении реализации исходных отношений его деятельности, выходит за рамки этих отношений, и, в конечном счете, преобразует их», В.А. Петровский противопостовляет его постулату сообразности и подчеркивает активную, относительно независимую от задач адаптации направленность деятельности человека.
Понимание неадаптивного поведения как надситуативной активности, внутренне присущей деятельности индивида, фокусирует внимание на необходимости изучении внутренних, субъективных механизмов его возникновения.
Сопоставляя различные эмпирические данные и теоретические концепции в области исследования рискованного поведения, можно предположить, что потребность в острых ощущениях у некоторых людей с возрастом включается в определенную социальную деятельность, начинает опосредоваться когнитивными процессами и преобразуется в готовность к риску, ради определенной цели. В этом случае рискованное поведение, как вид деятельности, реализуемый, например, в опасной профессии, хотя и имеет в своей основе феномен поиска ощущений, опосредовано когнитивным компонентом в связи с необходимостью осуществлять выбор и принимать решение (M. Zuckerman, 1990), а также ценностным компонентом, отражающим социальный опыт индивида (Петровский В.А., 1992). В концепции функционально-уровневой регуляции принятия решения и риска Т.В. Корниловой «принятие риска» рассматривается как акт интеграции на уровне самосознания личности мотивационных предпосылок и репрезентаций свойств ситуации, которая включает субъективное принятие риска. Предполагается, что … «не только когнитивные репрезентации риска в мысли, риск в мысли как предтеча риска в действии, но и личностное самоопределение субъекта, принимающего решение: разрешение инстанции личностного Я на принятие решения риска (в мысленном или реализуемом принятии риска)».
Исследования «поиска ощущений» показали, что разные люди имеют имеют разные сферы реализации этой потребности. Так по данным М. Цукермана некоторые люди препочитают получать острые ощущения в сфере физического риска, связанного с угрозой жизни и здоровью. Например, в спорте эти лица предпочитают такие виды, как прыжки с парашютом, дельтапланеризм, подводное плавание, альпинизм и сплеология, горные лыжи, автомобильные гонки, а также виды спорта с физическим, силовым противоборством (американский футбол, регби). Лица со слабой тенденцией к «поиску ощущений» по сравнению с теми, у кого у кого она выражена сильно, чаще выбирают для себя виды спорта или физические занятия, требующие выносливости и упорных тренировок (напр., бег на длинные дистанции или аэробика), но не связанные с переживаниями сильного возбуждения или опьяняющего восторга.
Кроме сферы физического риска М. Цукерман выделяет также склонность с богемному, неупорядоченному образу жизни, как проявление тяги к новым впечатлениям и приключениям. Люди с высокими показателями по этому параметру много путешествуют, склонны к нонконформистскому стилю отношений, лишены условностей в сексуальном поведении.
В сфере социальных отношений также может проявляться потребность в острых переживаниях. Люди с данным типом «поиска ощущений» часто оказываются участниками конфликтов, нарушают общепринятие нормы и правила. Еще одним проявлением «поиска ощущений» М. Цукерман считал непереносимость скуки и монотонной деятельности.
Некоторые исследователи «поиска ощущений» выделяют рассматривают с качестве сферы его проявления и интелектуальную деятельность. Лица с высокой потребностью в острых ощущениях в этой сфере находят удовольствие в решении сложных интеллектуальных задач, головоломок, стремятся к нетривиальным решениям различных проблем.
По данным исследователей употребление алкоголя и наркотиков коррелирует с «поиском ощущений» Употребляющие запрещенные наркотические средства имеют более высокие оценки по шкале «поиска ощущений» в сравнении с теми, кто употребляет лишь алкоголь.
Многочисленные корреляционные исследования показали положительную связь «поиска ощущений» с такими чертами личности как, импульсивность, агрессивность, возбудимость, независимость, склонность к доминированию. Отрицательные связи обнаруживаются с такими свойствами как, как социальная желательность, социальная ответственность, совестливость (Корнилова Т.В., 2003).
|
